Кей обулся и сунул руку в карман плаща. Оттуда он извлек круглую печатку, испещренную символами старой магии троллей. Взвесив кругляш на ладони, молодой человек взглянул на Миранду:

– Как я и говорил, мне бы следовало вас прикончить. Но делать этого я не буду, ибо не хочу, не желаю, не испытываю соответствующих побуждений. А вот за демона не ручаюсь… – По губам юноши скользнула улыбка, и он негромко добавил: – Не странно ли, что те, кто борется против рабства, охотней всего заводят собственных рабов?

С этими словами Кей разломил печать надвое и швырнул в снег к копытам Фурфура. Затем, взвалив на плечи труп Оскара Расмуссена – а именно это и всплыло в сточном пруду, – молодой человек развернулся и зашагал в метель. Вскоре двойной силуэт исчез за снеговой завесой. Ведьма и демон остались одни у потухшего костерка на затянутом ледяной коростой берегу.

Тянулись минуты. Кружились поредевшие снежинки. Пустырь оставался безлюдным, и потому никто не мог увидеть, как олень медленно подошел к старой женщине и опустился перед ней на колени. Вцепившись в жесткую шерсть на загривке зверя, старуха вскарабкалась ему на спину. Олень встал и побрел прочь, и уже через несколько шагов городская окраина подернулась туманом. Из тумана выступили высокие корабельные сосны. В кронах их жарко сверкало солнце. На коре блестела смола. Под копытами оленя сновали юркие зеленые ящерки, на гранитных валунах рос мох. Громадный олень и сидящая на его спине белокурая девушка уходили по лесной тропе в горы, а на пустыре тело старой колдуньи заносил безразличный снег.

– Собака воет к покойнику, – мрачно сообщил W.

Подвальная кухня в особняке Кея на время превратилась в прозекторскую, а почтеннейший доктор Ломбах – тот самый врач, который лечил Герду, – в патологоанатома. Труп Расмуссена водрузили на железный кухонный стол. Доктор проводил вскрытие, а Кей и Господин W ожидали результатов в коридоре.

W пребывал в отвратительном настроении. Выражалось это в том, что он застрял ровно посреди трансформации. Одного роста и сложения с Кеем, W сошел бы за его брата, кабы не темные волосы по плечи и прищур черных глаз. Владелец дома тоже не выглядел чересчур довольным жизнью и на реплику приятеля откликнулся весьма резко:

– Какая еще собака? Это метель.

– Нет. Собака. Большая. Черная. Идущая по моему следу.

Кей покосился на W и буркнул:

– Что, опять проклятая шизофрения разыгралась?

W пожал плечами:

– Ты-то чего злишься? Это у меня третий полицмейстер за две недели погибает при странных обстоятельствах.

– И над этим стоило бы задуматься…

– Ты на что намекаешь?

Кей крутанулся на каблуках и уставился в лицо собеседнику:

– Я не намекаю. Просто слишком много странных обстоятельств в последнее время. Для начала, твои любимые сопротивленцы взрывают фонтан, причем тут впервые появляются воздушные шары. Затем на тех же шарах нам доставляют останки Вольфенштауэра, который исчез ровно в тот день, когда ты резвился в театре.

– Мы резвились, Кей…

– Хорошо. Мы. Затем ты отправляешься с новым полицмейстером на осмотр Храма, но возвращаешься почему-то один, а к вечеру труп полицмейстера выныривает из городской канализации. С которой ты весьма близко знаком, что и доказал недавно.

– Хочешь сказать, это я с ним расправился? Не смеши.

– Сейчас я тебя еще посмешу. Пять лет назад на воздух взлетела одна аптека, причем в деле были замешаны Крысы – с которыми у тебя самые приятельские отношения. Взрыв был необычайной силы, а твоя любовь к пиротехнике широко известна в узких кругах…

– Какая еще аптека?

– Ею владел некий Шауль Троллерман, тоже, как ни странно, связанный с Сопротивлением. Смешно, правда?

Господин W не смеялся и глаз не отводил:

– Что, думаешь, раскусил меня? И что дальше? Побежишь жаловаться остальным триумвирам?

– Возможно.

– Возможно? Чего ты так взъярился? Даже если бы ты был прав и за всей этой чепухой стоял я, что такого? Мы уже двести лет тут друг над другом подшучиваем.

Кей молчал и смотрел в узкое подвальное оконце – сейчас, впрочем, наглухо заваленное снегом.

– Отчего ты злишься, Кей? – тихо повторил W.

– Я, Дафнис, не злюсь. Просто в течение довольно долгого времени я пытался понять, какого беса ты таскаешься за мной и токуешь, как тетерев по весне. Сейчас, кажется, понял.

Подвижная физиономия Господина W сделалась совершенно непроницаемой.

– Ага. Понял, значит, ты мою тонкую душу. Ну-ну. Приз тебе за догадливость.

Кей резко обернулся к нему, намереваясь ответить, но тут Господин W схватил его за плечо и шикнул. Из кухни выступил доктор Ломбах, на ходу вытирающий руки полотенцем.

– Итак? – спросил Кей.

– Итак, полицмейстер погиб в результате колюще-режущего ранения, нанесенного острым предметом, – устало проговорил медик. – Это случилось примерно два часа назад. Задето левое предсердие, но парень был здоровяком и умер не сразу. В легкие попала вода, значит, он был еще жив, когда злоумышленник сбросил его в пруд…

– Думаете, Расмуссена убили на Собачьем пустыре?

Доктор нахмурился:

– Не обязательно. Туда выходит сток городской канализации. Если уровень воды днем поднялся – а это вполне вероятно, потому что из-за оттепели снег растаял, – труп могло вынести в пруд течением. Необходим более тщательный анализ проб.

– Это всё?

– Нет. Я обнаружил в ране кое-что интересное. Пройдемте со мной, господа.

Кей коротко глянул на W, но тот, если и обеспокоился, ничем своего беспокойства не выдал.

В помещении кухни, низком и обширном, стоял промозглый холод. Печи не топились. На железном столе лежало тело, до подбородка накрытое клеенкой. Рядом поблескивал таз с инструментами. Пахло кровью и дезинфекцией.

Доктор провел их к столу и указал на белую кухонную салфетку рядом с тазом. На салфетке поблескивали крупинки чего-то черного.

– Стекло? – спросил Кей.

– Вулканическое стекло, или обсидиан. Очень редкий у нас минерал. Во времена Королевы его доставляли Караванщики откуда-то из Нижних Кругов.

– Оно было в ране?

– Да. Похоже, господина полицмейстера зарезали ритуальным ножом.

– Жертвоприношение?

– Вот этого не могу сказать. Вам еще что-нибудь от меня нужно?

Кей покачал головой:

– Нет. Спасибо. Ваш гонорар у Фроста.

– Благодарю. На этом позвольте откланяться, господа.

Врач натянул на сутулые плечи пальто и широким шагом покинул комнату. Кей обернулся к W. W смотрел на осколки стекла – нет, обсидиана, – и выражение лица у него было таким тоскливым, что Кею стало не по себе.