Взгляды Кея и W скрестились – ледяной блеск, живой огонь. W первым отвел глаза.

– Ты не понимаешь. Воплощение… в нем ты теряешь себя. А я… – Тут W тряхнул головой. – Я себе и таким нравлюсь. Не хочу быть другим. Или другой. По фигу. А теперь я особенно не хочу никаких воплощений…

– Почему?

– Да потому что мне придется убить тебя, дурак! – заорал W. – Потому что у Круга не может быть двух Хозяев! И не делай вид, что ты тут ни при чем – знаю я про твою гнилую возню с зеркалами старой ведьмы. Метишь на ее место? Думаешь, P и F тебе позволят?

– А ты бы позволил? – спокойно спросил Кей.

– Не знаю. Нет, наверное. Как-то это неспортивно.

W сник и снова развернулся к окну. Кей легко соскочил с дивана и встал рядом, и теперь уже отчетливо стало видно, что он выше W и шире в плечах. О подоконник опиралась тощая девчонка в мешковатых хэбэшных штанах и дурацкой майке. Кей положил ладонь ей на затылок и заставил поднять лицо. Глаза девчонки сердито посверкивали, а губы кривились в неприятной ухмылке.

– Дафна… Ты никогда не задумывалась, что слова могут образовывать словосочетания?

– Что ты несешь?

– У Круга могут быть два Хозяина. Надо лишь найти подходящие слова.

Кей прикоснулся к окну, которое снова подернулось инеем. Затем, взяв ладонь девчонки в свою руку, он приложил палец Дафны к стеклу и вывел два слова. Дал ей прочесть – узкие глаза девушки при этом расширились и изумленно округлились, – после чего одним движением стер надпись, скрыв ее под ледяным узором.

– Вот так. Найди R и убери из Города F, об остальном я позабочусь…

– Но никто так не делал, никогда!

– Значит, мы будем первыми. Для разнообразия, так ведь?

Дафна молчала. Взгляд ее сделался испытующим. В ответ на испытующий взгляд Кей улыбнулся с великолепной беззаботностью и поинтересовался:

– Пока мы еще не стали королями горы, как ты относишься к идее прогулки на воздушном шаре?

– Тебе сегодня не хватило шаров?

– Нет, на большом таком шаре, наполненном гелием и с корзиной. В корзине будут корзинки поменьше с вином и провизией, а полетим мы осматривать местность к востоку отсюда, именуемую Химмэльсфэльзен. Говорят, это обломки твоей далекой родины… Глоток ностальгии, а?

Неизвестно, как бы Дафна отнеслась к идее прогулки на большом воздушном шаре, наполненном гелием, потому что в этот момент разговор парочки прервало деликатное покашливание.

– Фрост, вы, как всегда, не вовремя, – констатировал Кей.

– Тысяча извинений, мессир, но вам письмо.

– Письмо?

– Письмо. Принес мальчишка-грум, черный, как сажа. Сказал, что это от доктора Иенса.

В сумраке комнаты нарисовался серебряный поднос с лежащим на нем конвертом. Сам Фрост предпочел остаться невидимым, лишь предложил зажечь свечу.

– Зачем нам свеча, Фрост? Привыкайте к электричеству.

– Не могу, мессир. Старое воспитание. Вы хотите, чтобы я включил электрический свет?

– Не надо. Я вижу и так, да тут и немного написано. Убирайтесь.

Поднос исчез, а с ним, возможно, и сам Фрост.

Дафна скривила лицо в недовольной гримаске:

– Брр. Этот снеговик нагоняет на меня жуть.

– Он глуп и безобиден и именно поэтому кажется умным и опасным.

– Ах да. Забыла. Ты же у нас ясновидящий. Что пишет докторишка? Требует вернуть невесту?

Кей всмотрелся в письмо, и, хотя выражение лица его при этом не изменилось, Госпожа W насторожилась. Дочитав текст, и правда оказавшийся коротким, Кей смял листок и спрятал в карман.

– Прогулка на шаре откладывается.

– Что случилось?

– Отважный доктор Иенс вызывает меня на дуэль Мензур.

Девчонка расхохоталась, да так, что в пароксизмах веселья рухнула на диванные подушки.

– Бедный лопух, – простонала она сквозь смех. – Мне его даже жаль.

– А меня тебе не жаль?

Смех резко оборвался. Госпожа W уселась торчком и недоуменно уставилась на Кея:

– Ты что, собираешься принять вызов?

– Конечно. Долг чести, а мы, старая аристократия, от долга чести не уклоняемся. Потом, тебе же не терпелось в секунданты?

Господин W, в мундире и солдатских ботфортах, вскочил с дивана и отчеканил:

– Дуэль Мензур проводится без применения магии. И там дерутся на саблях, кретин, а ты совершенно не умеешь фехтовать.

С площади Иенс направился прямиком в Дуэльный клуб. По дороге он остановился всего один раз – перед большой витриной. Манекены за толстым стеклом изображали гуляющие по лужайке пары. Кавалеры в светлых летних костюмах и ярких жилетах держали под локоток дам в нарочито свободных нарядах, дам в струящихся шелковых платьях без стального кринолина и корсетов и дам в страусиных перьях, с открытыми плечами, чуть тронутыми майским загаром. Но рассматривал доктор вовсе не их, а свое отражение в стекле. Сбежав из прошлой жизни, он явно перестарался, размывая и вытравливая черты себя прежнего. Теперь вид сутулой фигуры в долгополом пальто, парящей а-ля призрак над суррогатной зеленью витринной лужайки, будил в нем странные чувства. Отражение выглядело едва ли более живым, чем манекены с их застывшими гримасами. Иенс протянул руку и дотронулся до холодного стекла. Его двойник вяло проделал то же самое.

– Нет, это не я, – вслух подумал Иенс. – Это какой-то урод.

Тут некстати вспомнилась гнусная рожа, всегда приветствовавшая его в антикварном зеркале де Вильегаса. Доктора передернуло. Он засунул озябшие руки поглубже в карманы пальто и двинулся дальше, к цели.

Дуэльный клуб прятался под вывеской без надписей, зато с весьма выразительной чеканкой: ощерившая зубы песья башка, два скрещенных шлегера, и под этим – мерная линейка. Сонные охранники на входе не хотели пропускать Иенса внутрь, и только несколько имен, перечисленных молодым человеком, убедили их поднять с постели дежурного распорядителя. Господин NN, дежуривший в клубе в ту ночь, по счастливому совпадению являлся носителем одного из этих громких имен – поэтому не прошло и часа, как он бабочкой выпорхнул в фойе, протирая полой халата монокль. Маленький черный грум с меланхоличной, как у мопса, мордашкой семенил ровно в трех с половиной шагах за хозяином. В цепких лапках грум дежал небольшой серебряный поднос с утренней газетой и аперитивом.

– В чем проблема? – на ходу недовольно поинтересовался распорядитель.

Вспомнив о маленьком груме, он потянулся за бокалом и шумно, со вкусом, отхлебнул. Затем с близоруким прищуром принялся разглядывать визитера.

Ранний посетитель клуба оторвался от созерцания стен, увешанных шкурами и раззявленными в безмолвном рыке песьими головами. Его серые глаза потемнели.