в какой-то момент вдруг понял, что жизнь — чертовски приятная штука.

В глубоких подстаканниках мерцали свечи (их Полина привезла с собой). Звучала музыка (это он включил на телефоне). В крови бурлили гормоны счастья (после выброса такого количества адреналина и такого количества энергии, они играли в крови как пузырьки в шампанском). Рядом была красивая женщина, когда-то любимая. И Демьян хотел её. Хотел здесь и сейчас, несмотря на потрёпанный вид, несмотря на трещавшие рёбра. И она это знала.

— Иди ко мне, — сказала Полина, садясь к нему на колени.

Торопливо расстегнула ширинку. Обхватила горячими бёдрами.

Такое знакомое, такое приятное тепло. Влажность. Глубина. Давление.

Такое долгое напряжение, осязаемое, невыносимое.

Такая сладкая разрядка.

Лёгкость. Невесомость. Небытие…

Что было потом, Демьян не запомнил. Как раскладывали диван. О чём говорили.

Он проснулся от невыносимой боли: Полина спала на больном плече.

Воняло едой. На столике стояла грязная посуда, сохли остатки ужина. Голова гудела.

В детстве мама говорила: на нём всё заживает, как на собаке. Глядя на себя в зеркало туалета, Демьян не стал бы спорить. Ну да, там синяк, тут кровоподтёк, здесь запёкшаяся кровь. Но глаз не заплыл, челюсть шевелилась, зуб почти прошёл. Мышцы ныли даже приятно. Болела только башка, но это поправимо.

Он проглотил две таблетки обезболивающего. Перемыл посуду. Убрался в кабинете. Принёс жене кофе.

— М-м-м… — промычала Полина, не открывая глаз. — Как давно это было: кофе в постель. Как я люблю? — приоткрыла один глаз.

— Обижаешь.

— Помнишь в свадебном путешествии. Ты каждый день варил мне кофе. И мы встречали каждое утро в новом порту.

— Сидели на балконе в каюте. Смотрели на жирных чаек, парящих в синем небе, — кивнул Демьян. В свадебное путешествие они ездили в круиз по Средиземному морю.

— Ну ты на чаек, а я на капитана, — кокетливо пожала плечиком Полина. — Он выходил покурить на мостик. Или как там назывался тот закуток, где, опираясь на перила…

— На леера.

— На леера. Он курил свои вонючие сигареты. Они ему не шли.

— Сигареты всем идут, — улыбнулся Демьян. — Вот трубки нет.

— Дём, поехали домой, — подняла она бровки домиком. — Возьми выходной. Отлежишься. Выспишься. Я что-нибудь закажу из нашей любимой еды. Посмотрим кино.

— Умеешь ты уговаривать, — дёрнул головой Демьян.

— Ура! Ура! Ура! — она захлопала в ладоши. Одеяло сползло с обнажённой груди.

Демьян скользнул глазами по её медовой коже. Полина поймала его взгляд.

— Эта дверь закрывается? — оценив вход в кабинет, она вытащила из-под одеяла голую ногу.

— Нет. Одевайся, — Демьян посмотрел на часы. — Сейчас придёт уборщица, да и остальные потянутся на работу.

— Фу, какой ты скучный. В этом же весь смысл, — прикрывшись простынёй, она привалилась спиной к подушкам. Отхлебнула кофе.

— Полин, — Демьян сел рядом. — Мне, правда, надо работать. Нина приедет. Привезут обору...

— Кто такая Аврора? — перебила она.

— Аврора? — фальшиво удивился Демьян. По спине пополз холодок. — Крейсер?

— Ты повторял её имя во сне, — сверлила его взглядом жена.

— Понятия не имею. Может, мне снилась революция? Я накануне смотрел кино.

Полина усмехнулась. Сунула ему кружку.

— Ты знаешь, что не умеешь врать? — скользнула как рыба в джинсы на голое тело, без белья.

«А оно вообще на ней было?» — пытался вспомнить Демьян.

— А зачем мне врать? — возмутился Демьян.

— Вот и я думаю: зачем? — смерила его взглядом Полина и отвернулась. Взяла со стола кофту. Её она тоже натянула на голое. — Там отец спрашивал про документы. Ты отправил?

— Ещё нет. Всё забываю. То одно, то другое.

— Отправь, а то, не дай бог, передумает, — смотрела на него в упор Полина.

— Хорошо. Конечно, — опустил глаза Демьян.

Пока Полина надевала куртку, он заглянул в мусорное ведро: вроде сюда он выкинул презерватив. Неудобно перед уборщицей, если из мусора вывалится использованный кондом. Но тот, видимо, завалился куда-то глубже: Демьян не стал искать, решив, что раз он не нашёл, то вряд ли уборщица его увидит.

Он проводил до машины жену. На душе было скверно.

«Ну какого чёрта, а? — материл он себя. — Зачем?! Не так уж я её и хотел!»

Впрочем, нет, зачем Демьян как раз знал. Затем, чтобы почувствовать то, что он сейчас чувствовал: пустоту, тошноту, разочарование. Почувствовать, что больше ничего не чувствует: к этой женщине, к их браку. Их отношения не просто зашли в тупик, они себя изжили.

Демьян вспомнил страдания Поэта, его эпичное «Зачем?!». Потянулся за телефоном.

Как он и думал, ничего Котов не сказал жене. А кто бы сказал?

— Хорошо, — ответил Поэт на его просьбу.

Демьян положил трубку. Покачал головой. И приготовился отвечать на бесконечные вопросы: подбитый глаз у директора компании вряд ли кого-то оставит равнодушным.

Глава 65

Подставив лицо солнцу, Аврора стояла у станции метро.

Именно здесь они договорились встретиться с Воскресенским.

Мимо шли люди. Светофор загорался то красным, то зелёным. Пешеходы собирались с разных сторон дороги, протекали сквозь друг друга двумя встречными потоками и снова собирались, словно вода в бамбуковом фонтанчике. На картонных коробках у выхода шла бойкая торговля букетами. Нос щекотал удушливый запах сирени.

— Аврора!

Она обернулась.

— Вадим.

— Рад тебя видеть, — неожиданно тепло обнял её Воскресенский.

Ни поздравлений, ни сожалений не последовало: о том, что произошло с доктором Романовской, он, похоже, был не в курсе, чему Аврора искренне обрадовалась.

Что Поэт знает Воскресенского Аврора не ожидала. Как и того, что Вадим окажется в Санкт-Петербурге, сам позвонит и назначит встречу. И уж, тем более что встретятся они буквально через полчаса после звонка.

Аврора приехала на Достоевского забрать оставшиеся вещи, ещё надо было заехать к адвокату подписать документы.

На самом деле она и сама не знала, чего хотела, когда открыла дверь съёмной квартиры. Ей казалось: поразмышлять, побыть с собой наедине, убедиться в правильности принятого решения. А когда вошла, поняла, что хотела совсем другого: коснуться простыней, вдохнуть его запах, ткнуться носом в его подушку. Не забывать.

Она сидела на кровати и думала не о муже, которого оставила в больнице. Не о его синяках…

— Господи, Валер, ну это же смешно — выяснять отношения кулаками.

— Смешно в