– Мне кажется, они просто чувствуют свою беспомощность в этой ситуации, – предположила Алекс и пристально посмотрела на Рут. – Может быть, они боятся, что, если не будут постоянно заявлять о себе, ты возьмешь все в свои руки. За то короткое время, когда я сама думала стать для них суррогатной матерью, мне показалось, что я в конечном счете так и сделаю.

– Да разве можно? – с обидой в голосе сказала Рут. – Я же не какой-то жадный до власти монстр, я им помочь хочу!

Алекс снисходительно улыбнулась.

– Мам, брось, мы с тобой одного поля ягоды: властные, целеустремленные и вечно думаем, что знаем все лучше всех – и, наверное, так и есть. Я же не говорю, что ты желаешь им зла – вовсе нет, – но твое желание все контролировать иногда раздражает.

Успокоившись, Рут сдержанно улыбнулась.

* * *

Когда Рут ушла к себе в комнату, Алекс перед сном поработала еще несколько часов и проснулась только в полдень субботы. Они вместе покатались на велосипедах по набережной Темзы, затем Алекс доехала на метро до Блумсбери, где находился небольшой итальянский ресторан, в котором Адам заказал столик. Когда Алекс приехала, он уже был там и встал, чтобы поприветствовать дочку. Она ужаснулась, увидев его исхудавшее, изможденное и напряженное лицо. Алекс сразу же призналась, что ничего не знала о подделке подписи. Тем не менее она была уверена, что это никак не помешает его назначению на должность судьи, потому что на сайте для подачи заявления в пункте о репутации речь шла о заявителе, а их супруги тут ни при чем. Даже если комиссия и обратит внимание на поступок Рут, они не смогут обвинить в этом Адама. Так что волноваться об этом не стоит.

Адам покачал головой.

– Это все равно может обернуться против меня. Там много хороших кандидатов, им не нужны те, у кого есть скелеты в шкафу.

Алекс решила сменить тактику.

– Пап, да как они вообще узнают? Ни ты, ни мы никому не собираемся об этом рассказывать. Ты же уже простил маму, так в чем же дело?

Адам взял из хлебной корзины гриссини, разломил ее пополам и посмотрел на Алекс “с фирменным адвокатским прищуром” – так они с Лорен в шутку называли этот взгляд.

– Это дело принципа. Подписав за меня согласие, ваша мать перешла черту. Это вопиющее неуважение к моим чувствам, – Адам на мгновение умолк, – и правам.

– Пап, я понимаю. Я бы тоже на твоем месте была в ярости, но ты же знаешь, зачем она это сделала. У нее есть цель, и ради ее достижения она пойдет по головам.

Адам пару секунд посмотрел на Алекс и с мрачным видом кивнул.

– Ты полностью права, лучше и не скажешь. Именно так твоя мать поступала всю жизнь, и чихать она хотела на меня в этот момент. Прецедент уже был, и терпеть я больше не намерен.

Алекс попросила его подумать, но он отказался. Она умоляла его вернуться домой – он ответил, что это невозможно. Официанты шныряли туда-сюда, то принося блюда, то забирая посуду. Они без конца повторяли одни и те же аргументы и никак не могли сдвинуться с мертвой точки.

Ковыряя тирамису, Адам попытался сменить тему, и в этот момент у Алекс лопнуло терпение.

– Папа, знаешь, мама действительно поступила ужасно, и ты имеешь право обижаться. Но у нее была благая цель, а ты сейчас ведешь себя как упертый, бесчувственный эгоист!

Адам покраснел и включил свой “типичный адвокатский тон”:

– Александра, я сказал: хватит!

Затем подозвал официанта и попросил счет.

* * *

На следующее утро, перед поездкой в Хитроу, Алекс встретилась с Лорен за завтраком. Она передала ей свой разговор с Рут, опустив некоторые детали, и полностью пересказала спор с Адамом.

– Он и с тобой теперь не разговаривает?

– Нет, каждый остался при своем мнении, и разошлись мы на мирной ноте. Прости, что у меня не получилось. Я правда старалась изо всех сил, – сказала Алекс и стащила с тарелки Лорен два ломтика бекона. – Пока не ступлю на американскую землю, на веганскую диету можно забить.

– Спасибо, что попыталась. Я уверена, в конце концов он одумается.

Алекс была настроена пессимистично.

– Я даже не представляю, что может заставить его передумать. Он чувствует себя одиноким и несчастным, но не знает, что с этим делать. Еще он так странно говорит о маме: “прецедент уже был”, – как будто она его клиент.

– Да уж, странно, – согласилась Лорен. – Но, пожалуй, неудивительно: он сейчас с головой ушел в работу. Я стараюсь его навещать, когда есть возможность, но все остальное время он один или с клиентами.

Алекс наклонилась к сестре и сказала ей на ухо:

– А еще не забывай про Эмили Салливан. Я всегда говорила, что она опасна, но вы меня не слушали. Она долго окучивала отца и теперь не побрезгует воспользоваться ситуацией. Спорим, она уже вьется вокруг него и готова его утешить? Так что, кто знает, может скоро у нас появится мачеха.

– Перестань, – кисло ухмыльнулась Лорен. – Ты вот сегодня улетишь, а мне тут еще мучиться. Мне страшно представить, в каком стрессе сейчас мама и какая доза кортизола передается через плаценту ребенку. А еще меня гложет жуткое чувство вины: если бы мы не попросили маму выносить для нас малыша, они бы сейчас были вместе.

Алекс положила руку Лорен на плечо и сказала:

– Помни две вещи. Во-первых, маме сейчас тяжело, но она справляется. А во-вторых, она сама предложила родить вам ребенка, и вы не несете никакой ответственности за то, что произошло.

* * *

Когда самолет поднялся в воздух и Англия осталась позади, Алекс вдруг пришла к мысли о том, что беспокоится о сестре гораздо больше, чем о матери: еще чуть-чуть, и Лорен может по-настоящему сойти с ума.

Вечером Рут обнаружила на подушке записку от Алекс:

Лоренцо приподнял волосы Рут, будто взвешивая их, и посмотрел на нее с отчаянием в глазах.

– Смотри сама, конечно, можем сделать, как ты хочешь. Но предупреждаю: мы полдня потратим на мелирование – у тебя очень длинная и густая шевелюра. И не обещаю, что результат тебе понравится, – сказал он и поджал губы. – Да и седина очень быстро отрастет. – Лоренцо накрутил волосы на руку и поднял их над головой Рут, будто темный нимб. – А как насчет ультракороткой стрижки? Ты только посмотри, как сразу выделяются глаза и скулы! Лицо сразу же преображается! – Он встретился с ее взглядом в зеркале и заговорщически улыбнулся. – Рут, ты точно не пожалеешь. И цвет будет потрясный.