А пристав заставил фотографа повторить рассказ. Исаак Пинхасович, польщенный таким вниманием к его скромной персоне, рассказывал не без удовольствия. Как сегодня утром пришла матушка с двухлетним ребенком, как он сделал отличный снимок, которым семья будет умиляться, когда дочурка вырастет и заведет своих детишек. Как отложил пластинку и занялся приборкой, как напечатал один оттиск, а затем второй. И вот что из этого вышло.

Снимки были идентичны. Гер уверял, что оба вышли из его кюветы. Подменить их никто не мог. Как и пластинку негатива. Да и зачем? Что за глупые шутки… За такие надо отвести в полицию и хорошенько проучить! А он еще из ума не выжил: в салоне никого не было.

– Что я скажу завтра мадам? – горестно вопрошал Гер. – Такое расстройство! Какой портрет пропал!

– Вы знакомы с господином Иртемьевым? – спросил Ванзаров, стараясь сравнить негатив и отпечаток. Что было нетрудно: даже негативный Иртемьев не походил на мать с ребенком.

– Какая жалость! Не имею такого клиента! – ответил Гер. – Наверное, почтенный господин, разве нет?

– Мадам Иртемьева заказывала вам портрет?

– Что вы говорите? Уважаемая дама и не была у меня!

– Вера Ланд вам известна?

– Рвете мне сердце, господин полицейский! Не мои клиенты! Какая жалость…

Господин Гер не знал ни Клокоцкого, ни Мурфи, ни мадемуазель Волант, ни даже Погорельского. Про знакомство с Прибытковым Ванзаров спрашивать не стал. Редактор и без того был слишком тих. Зато пристав выразился, что шалость господина Иртемьева переходит границы. Как будто издевается. Дескать, ищете меня, а я вот в салон заглянул.

– Господин уважаемый пристав, так что мне делать с пропавшим портретом? – спросил Гер, уважительно склонившись перед властью. – Мадам из меня завтра все слезы выжмет…

Ванзаров попросил оставить отпечатки и негатив. И обещал вернуть при первой возможности.

– На что мне этот глупый мусор? – Гер выразительно пожал плечами. – Пропал роскошный портрет…

– Пусть господин фотограф подробно опишет происшествие, – обратился Ванзаров к приставу. – У вас в участке…

Намек Вильчевский понял, подхватил Гера под локоток и увел из приемного отделения. А Ванзаров вернулся за стол, разложив снимки и пластинку негатива.

– Полагаю, Виктор Иванович, у вас есть свое мнение, – сказал он, не поднимая головы. – Буду благодарен, если поделитесь.

Прибытков тихо подошел и остался стоять.

– Такие случаи известны, они не редкость, – сказал он. – В «Ребусе» мы о них пишем…

– Подмена фотографии входит в сферу спиритизма?

– Не было подмены, Родион Георгиевич… Вы, как умный человек, это понимаете. Только не можете признать очевидное. Мешает рациональный ум…

– Что я должен признать? – спросил Ванзаров.

– Перед нами материальное воплощение того, что называется фиксацией призрака… Посмертного призрака…

– Хотите сказать, что Иртемьев мертв, а душа его отпечаталась на фотографии?

Виктор Иванович поморщился.

– Мы коснулись слишком тонких материй, чтобы подходить к ним с обычной меркой… Искренно обрадуюсь своей ошибке… Появление фотографии подобным образом оставляет мало надежды… Но надо верить в лучшее…

Бесполезно выяснять, как с физической точки зрения призрак может занять на фотографии место матери и ребенка. И зачем это ему понадобилось. Ответа тут нет и не может быть.

– Я верю в законы человеческого поведения, – сказал Ванзаров. – Они надежнее… С этой точки зрения появление мистического портрета Иртемьева говорит о многом.

– О чем же? Просветите…

– Лучше ответьте честно, Виктор Иванович: чего вы боитесь больше всего?

С ответом Прибытков медлил, собирался с мыслями.

– После смерти моей дорогой Елизаветы Дмитриевны бояться мне нечего, – наконец сказал он. – Разве того, что «Ребус» закроется… И от трудов моих ничего не останется. Чего доброго, выкинут подшивки из библиотек и сожгут на костре…

– Тогда выбора нет: собирайте сеанс сегодня вечером…

– Собрать несложно, но кто будет медиумом?

– Новый и очень сильный спирит.

Прибытков не скрывал сомнений:

– Он мне знаком? Столичный или приезжий? Он справится?

– Не сомневайтесь, – ответил Ванзаров. – Мадемуазель Волант и господин Клокоцкий его поддержат. Только не забудьте: одиннадцать участников.

Виктор Иванович умел быстро считать:

– Наши, а еще кто?

– Гости, – коротко ответил Ванзаров.

Спорить с сыскной полицией у Прибыткова сил не осталось. Взглянув на снимок, он понял, что его долг провести сеанс. Хотя бы ради Иртемьева.

Живого или мертвого.

Давно замечено, что первое знакомство с Лебедевым оставляет неизгладимое впечатление. Или незаживающую рану. Уж как выйдет. Появление Аполлона Григорьевича во всей красе да с телескопом на плече лишило Нинель речи. Бедняжка от изумления моргала ресничками, лицо ее расплылось в беззащитной улыбке обожания. Как ветрены сердца некоторых горничных. И не горничных тоже. Ванзарову стало немного досадно. Как будто друг затмил его. Впрочем, и мадам Рейсторм не устояла.

Только войдя в ее владения, Лебедев выразил бурный восторг флотскому антуражу, заявил, что с детства мечтал быть моряком, чему помешал проклятый университет, но душа у него морская, открытая всем ветрам. После чего упал на колено и нежно поцеловал шершавую старческую ручку. В общем, он умел быть душкой, когда хотел.

Про Ванзарова окончательно забыли. Что было не так уж плохо. Не надо просить разрешения, чтобы великий криминалист с телескопом остался в гостях.

Ощутив власть над горничной и мадам Пират, Лебедев стал распоряжаться. Чтобы установить телескоп, ему потребовалось сдвинуть капитанский мостик. На что мадам Рейсторм согласилась без возражений. И даже сошла с капитанского кресла. Телескоп был установлен на статив, Аполлон Григорьевич навел резкость и пригласил Ванзарова взглянуть. Даже через два оконных стекла гостиная была как на ладони. Темнота сеанса не могла помешать отличному зрению криминалиста. Тем более он собирался распахнуть створку окна.

– Мерзавца Иошку поймал? – спросила мадам, не повернув головы к Ванзарову, зато с умилением наблюдая, как Лебедев наводит свои порядки.

– Пристав усиленно занимается розыском, – ответил Ванзаров.

– Ну, этот дурень у себя под носом кита не заметит… А ты, юнга, помни: Иошка хитрый, обведет кого хочешь вокруг пальца…

– Вот-вот, будьте бдительны… юнга, – сказал Лебедев, смакуя новый чин чиновника сыска.

Ванзарову оставалось не обращать внимания. Он попросил криминалиста оторваться от телескопа и вынырнуть из волн любви мадам Рейсторм. Аполлон Григорьевич подошел с физиономией, отравленной ехидством.