— Знаешь, как странно, Мэкси, — сказала Изабель, неся к столу поднос с бутербродами — поджаренный хлеб с сыром. — Последние две недели мне все время снится мама.

Голубые глаза ирландки наполнились слезами.

— Ничего удивительного, ведь ты в положении. В такое время большинство молодых женщин обращаются к своим матерям.

Изабель подошла к окну и постучала пальцами по стеклу, зовя на ленч Ивана с зятем.

— И вот что самое странное, — продолжала принцесса, открывая холодильник и доставая пакет молока и бутылку крем-соды, — в этих снах я еще совсем маленькая девочка, мне не больше пяти лет. Мама сидит у туалетного столика, и я смотрю, как она открывает пробку «Баль-а-Версаль» и прикасается ею к ямочке на шее.

— Как часто я наблюдала именно за этим ее жестом, — молвила Мэксин, и голос ее дрогнул от боли. — Иногда я останавливалась в дверях и смотрела, как она укладывает густые темные волосы в прическу. Такая красивая и такая неблагоразумная.

— Однажды Оноре сказал мне, что мама очень любила танцевать и не знала устали, порхая от одного партнера к другому.

— Твоя мама была просто обворожительна. Все, кто знал Соню, пали жертвой ее необычайных чар.

— Но она была неважной матерью. Мэксин взглянула в глаза своей воспитаннице.

— И это тоже тебе сказал Оноре? Изабель покачала головой:

— Нет, но когда я сопоставляю его воспоминания со своими, не так уж трудно сделать вывод. — Принцесса села к столу и, протянув руку, накрыла ладонь Мэксин своей. — Скажи мне, я ведь все время думаю о маме, о том, сумею ли избежать ее ошибок.

— Знаешь, уж раз ты меня спрашиваешь о таких вещах, значит, непременно станешь хорошей матерью.

— А она? — Голос Изабель понизился до шепота.

— Соня не была рождена для семейной жизни, милая. Она жила своими чувствами. Ты не должна осуждать ее.

Изабель показалось, будто яркая петарда от фейерверка пролетела по небу и рассыпалась искрами, чтобы немедленно и бесследно исчезнуть.

— Она состояла в связи с Оноре?

— И откуда ты это взяла, милая?

— Не знаю, — протянула Изабель, — догадалась. Почувствовала. Просто Оноре так по-особенному говорит о маме. Это слышно в его голосе.

— Оноре Малро — хороший делец, но он не друг, милая. Ни для кого из нас.

— Мэксин! Я прежде ни разу не слышала, чтобы ты плохо отзывалась о нем!

— Что отец, что сын, — продолжала ирландка. — Будь уверена, это именно Оноре руководит всеми поступками Эрика. И он столь же ответствен за свадьбу Джулианы, как и твой собственный папенька.

— Он еще раз звонил, да? Мэксин кивнула.

— Запомни мои слова, этот тип способен на любую гадость. А ты встречаешься с очень влиятельным в мире бизнеса человеком, милая. Этот факт ни в коем случае не ускользнет от его внимания.

Изабель нетерпеливо взмахнула руками.

— Да наплевать мне на Оноре с его бизнесом! Мне интересно только то, что связывает его с моей мамой.

Ирландка вздохнула.

— Твоя мать была темпераментной женщиной, милая. Не надо осуждать ее за это.

— Я и не осуждаю, Мэкси. Просто лежу по ночам без сна и думаю, что мне делать со своим ребенком, как избежать той непонятной мне ошибки, которая передается в нашем роду из поколения в поколение.

— Ах, дорогая моя, — сказала Мэксин, вытирая слезы с лица. — Кажется, ты наконец-то превратилась в настоящую женщину. Теперь, если только ты скажешь о ребенке Дэниелу…

— Ты звонишь на целый день раньше срока, принцесса, — заметил он, подняв трубку. — Я ждал твоего звонка завтра.

— Я настолько предсказуема?

— Только для меня.

— Мэксин с Иваном были сегодня тут, — сказала Изабель, с удовольствием ныряя в начинающийся разговор ни о чем. — Иван со своим зятем нарубили мне дров для камина.

— У вас суровая зима?

— Не очень, — рассмеялась принцесса. — Во всяком случае, по меркам Перро. Трудно поверить, что всего через месяц наступит весна.

— Я скучаю по тебе, принцесса. Она ошалела.

— Что ты сказал?

— Я скучаю по тебе.

Ребенок перевернулся у нее в животе, как будто услышал слова Дэниела. Изабель глубоко вздохнула.

— Я по тебе тоже.

— Я говорю не только о сексе.

— И я.

— Может быть, мне удастся прилететь домой на пару дней. Знаешь, я по ночам лежу, не могу уснуть и все время стараюсь вызвать в памяти твое лицо, твою улыбку.

— Нет! — Изабель с трудом справилась с тембром своего голоса. — То есть я хотела сказать насчет твоего прилета. Я ни за что не стала бы просить тебя об этом, особенно учитывая то, как ты переносишь самолет.

— Но со мной Святой Кристофер.

— Ты носишь этот медальон?

— Постоянно.

— А еще?

— Попробуй сама догадаться.

Но Изабель боялась подключать воображение.

— Кстати, ты меня сегодня не спрашивал, во что я одета, Бронсон. Я разочарована.

— О'кей, — сказал он, и рокочущий смех, пронесшись по проводам, защекотал ее барабанную перепонку. — Послушаю.

— Ну что ж, на мне спортивные брюки, мешковатая футболка и гигантские шлепанцы.

— Ты шутишь. — Бронсон помолчал немного. — Нет? Не шутишь?

— Нисколько.

— А бриллианты?

— Ни единого.

— А я полагал, ни одна уважающая себя принцесса не выходит из апартаментов без фамильных бриллиантов.

— На мне только одно украшение, Бронсон, это золотой браслет, который однажды подарил мне на Рождество один замечательный мужчина.

Теперь пришло время удивиться Дэниелу:

— Но я думал, ты ненавидишь этот браслет.

— Я никогда так не говорила.

— Но вид у тебя был такой, будто ты хотела запустить им мне в физиономию.

— В тот день я вела себя ужасно, — сказала Изабель, — и я прошу прощения. Мне тогда и в голову не приходило, что я могу оскорбить твои чувства.

— Нет. Тебе в голову не приходило даже то, что у меня могут быть какие-то чувства.

Ну что тут возразишь? Это ведь правда.

— Что ж, я учусь, Бронсон. Вот и все, что могу сказать в свое оправдание. При таком воспитании, как у меня, довольно трудно не выйти из рамок. — Изабель вспомнила бесконечную вереницу слуг, роскошные пансионы, все эти преграды между ней и реальным миром. — Мне так хочется, чтобы ты понял, какой я была.

— Мои уши к твоим услугам, — отозвался Дэниел. — Если, конечно, ты хочешь рассказывать.