Наташа с мамой даже внешне были абсолютными противоположностями. Мама высокая, ростом почти с отца, худая, с всегда прямой спиной, черты лица точеные, аристократические, волосы пышные, пшеничного цвета, глаза насыщенно-серые. Настоящая красавица, даже с возрастом не ставшая менее яркой. Внешне Лара – копия мамы, а вот характер у нее скорее отцовский.

Девушка всегда знала, что ее мама особенная, чего нельзя сказать о Наташе, маленькой, пухленькой. Двигалась Наташа плавно, словно плыла, так что ее густые темно-каштановые с рыжиной волосы шли волнами. Волосы Лара считала единственным Наташиным украшением. Честно говоря, она вообще не понимала, что отец нашел в бывшей своей студентке. Впрочем, было в ней что-то трогательное, беззащитное, что ли.

– Ну, я тогда пойду пока, – произнесла Наташа, словно это не Лара была у нее в гостях, а наоборот – она у Лары.

Девушка только кивнула.

Выходить из комнаты не хотелось, хотя делать здесь нечего: вещи разложены, рюкзак убран под кровать.

«С другой стороны, не буду же я сидеть безвылазно все две недели, – подумала девушка. – Приехала в гости, значит, надо и с хозяевами общаться».

Она вышла из комнаты и двинулась на звук голосов.

Отец с Наташей оказались на кухне, они о чем-то беседовали, смеялись.

Лара застыла в дверях, не зная, как вести себя дальше.

– Проходи, Ларис, – сказал отец, заметив дочь. – Квасу холодного хочешь? Наташа вчера сделала. Вкусный.

– Хочу. – Девушка плюхнулась на мягкий диванчик рядом с окном, но тут же встала. Ее взгляд приковал к себе цветник во дворе. – Ух ты, как красиво! – воскликнула она.

И правда, такой красоты ей видеть еще не доводилось. Цветы отлично сочетались друг с другом – и по цвету, и по размеру. На клумбах и кое-где по обочинам засыпанных розоватым песком дорожек стояли кованые фонарики и фигурки сказочных существ, казавшиеся абсолютно живыми.

Забыв и про квас, и про отца с Наташей, Лара выбежала в сад. Она ходила по дорожкам как завороженная, разглядывая цветы и фигурки.

Внезапно за ее спиной возникла улыбающаяся Наташа.

– Держи. – Она протянула ей стакан из прозрачного стекла, до краев наполненный ледяным квасом. – Нравится? – спросила она, кивком указав на ближайшую клумбу, среди цветов которой замерла фея с перламутровыми крылышками.

– Очень! – честно ответила Лара. – Никогда не видела такой красоты.

– Это твой папа зимой привез из Лондона. Прям как живые, да?

– Ага. Даже кажется, что они двигаются. А цветами кто занимается? Садовник? – Девушка вопросительно взглянула на отцовскую жену.

– Я, – ответила та абсолютно без хвастовства и позерства. – А с той стороны дома у нас Егоркина площадка и небольшой бассейн. Пойдем покажу.

Лара и не заметила, как чувство неудобства и скованности ушло. Жена отца обладала удивительной способностью обходить острые углы и разруливать неприятные моменты. Да и рядом с ней даже в голову прийти не могло, что можно говорить на повышенных тонах или на что-то обижаться.

– Я тебя знаешь как раньше боялась, – подмигнула Наташа Ларе, – под землю хотелось провалиться в твоем присутствии.

– Я такая страшная? – усмехнулась девушка.

– Очень симпатичная. Просто ты дочь моего любимого человека от первого брака, а я – вторая жена. Мне казалось, ты должна меня ненавидеть.

Лара промолчала. Что тут скажешь? По-своему отцовская жена права, симпатии к ней она никогда не испытывала.

Обедали на открытой веранде, увитой диким виноградом. Егорка ел вместе со взрослыми, деловито орудуя ложкой.

Лара мало что знала о детях этого возраста, ей почему-то казалось, что трехлетний ребенок не способен делать сам почти ничего, поэтому она сначала очень удивилась самостоятельности братика. Но Наташа, видимо, поняв ее удивление, пояснила:

– Он у нас настоящий мужчина: абсолютно самодостаточный, все любит делать исключительно сам. А главное, почти никогда не плачет. Не ребенок, а золото!

Золотой ребенок в этот момент увлеченно выкидывал на стол свеклу из тарелки с борщом.

После обеда Лара сильно усомнилась в его самодостаточности. То ли со взрослыми Егору было не так интересно играть, то ли в Ларе он увидел своего единомышленника, но не отпускал он ее до самого ужина. За это время они успели поиграть в машинки, почитать книжку, нарисовать трех динозавриков и искупаться в бассейне.

Ларе нравилось возиться с братиком. Рядом с ним отступали мысли о Даниле и на душе становилось не так пусто. Особенно девушку развлекло купание. Она, словно ей самой было три года, пускала с Егоркой резиновых уточек и смотрела, как они плавают от берега к берегу, а затем долго плескалась, визжала и прыгала.

– Давайте вылезайте, пора ужинать, – позвал их отец.

Лара неохотно подчинилась, вытащила Егорку. Наташа переодела его в сухое, после чего все вместе пошли за стол, накрытый все на той же веранде.

После того как поужинали и Наташа включила сыну его любимый мультик про слоненка Дамбо, сели пить чай.

Лара думала о том, проходит ли у отца и Наташи так весело и живо каждый день или сегодня – исключение и почему у Лары с мамой все совсем не так, почему они редко смеются, редко проводят вместе время, почему Ларе так сложно представить, что она разговаривает с мамой о чем-то личном. Вот с бабушкой – да, во всяком случае, раньше такие разговоры случались.

– О чем думаешь, Птица? – спросил отец, и Лара чуть вздрогнула, услышав из его уст свое старое детское прозвище.

Птицей отец называл ее с самого раннего детства, именно от него она узнала, как переводится ее имя.

– Почему мы стали так мало общаться, пап? – неожиданно для самой себя спросила она.

– Ты решила, что ты мне больше не нужна? – в свою очередь спросил отец.

Девушка лишь кивнула в ответ, опустив глаза.

– Это совсем не так, Ларис. Я тебя очень люблю, всегда любил и всегда буду. – Он замялся, затем продолжил: – У нас с твоей мамой были некоторые разногласия после того, как я женился. Я думал, ты в курсе, – в его голосе прозвучала растерянность.

Лара подняла на него глаза, попутно заметив про себя, что Наташа успела куда-то уйти, видимо, чтобы не мешать беседе отца с дочерью.

– Ну да, я пару раз слышала, как вы что-то с мамой выясняете по телефону. Но вы и раньше ругались. А что, было что-то по-настоящему серьезное?

– Это я виноват, – сокрушенно произнес отец. – Я послушал Ирину и не поговорил с тобой, а это было необходимо сделать. – Лара обратила внимание, что отец назвал мать по имени, обычно он почему-то избегал этого, предпочитая говорить о ней либо «она», либо «твоя мама», если говорил о ней с Ларой. – Прости меня, Птица. – В голосе отца девушке послышалась боль, и внезапно в ее голове словно кто-то зажег свет. Все прояснилось, встало на свои места.