Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аннет, вспомнив его жадные глаза, прищурилась. Махнула Гюнтеру, который вертелся чуть ли не рядом, и направилась к отелю. Почувствовала такую усталость, что села бы здесь прямо на мостовую и не двигалась. Еле поднялась к себе на второй этаж и упала в кресло. Гюнтер стоял рядом и молчал. Аннет была благодарна ему за то, что не спешил.
— Вчера вечером монах ездил куда-то — начала, и сразу вся усталость исчезла, будто хорошо проспала всю ночь и только что приняла душ. — И сегодня уезжает сразу после обеда.
— Ну и что? — не понял Гюнтер.
— Как же ты не можешь сообразить? Вчера вечером Пфердменгес исчез. Если бы Карл остался в Ассизи, пришел бы в отель. Следовательно, они поехали вместе, и Карл не вернулся. Ездили куда-то недалеко, поскольку отец Людвиг ночью был уже в монастыре. Сегодня монах снова едет, наверно, туда же. Кроме того, предупредил, что будет отсутствовать несколько дней.
— Что-то в этом есть, — потер лоб Гюнтер. — Хотя… Расскажи, о чем ты разговаривала с прощелыгой в сутане? Он почти облизывался, глядя на тебя!
— Оставь… — недовольно поморщилась Аннет. — Я назначила ему свидание в пять, и если нужно еще что-нибудь вытянуть из него… — она взяла предложенную Гюнтером сигарету, хотя и не курила, затянулась, закашлялась. Бросила и повторила в деталях разговор с послушником.
Гюнтер слушал, не перебивая, сделал вывод:
— Хитрый, пройдоха. Ты права, за святым отцом надо проследить. Жаль, не узнала, куда они едут.
— Говорил, недалеко. Я думала: не стоит расспрашивать. Еще передаст своему учителю, и если за этим что-то кроется…
— Правильно, — похвалил Гюнтер. — Итак, послушник назначил тебе встречу…
— Не паясничай! Сейчас около одиннадцати? В монастыре обедают в два, ты иди, а я немного отдохну…
В два часа они поставили «фольксваген» в ряд с другими машинами под желтым рекламным щитом заправочной станции, на котором черный змей выдыхал ярко-красное пламя.
Миновать эту станцию отец Людвиг не мог, только после нее дороги расходились в трех направлениях: налево — на Терни и затем Рим, прямо — на Флоренцию и направо — в горы.
Аннет заставила заднее стекло какими-то коробками, бросила туда плащи и уселась на сиденье так, что ее совсем не было видно. Сама же видела все, что делалось на шоссе за «фольксвагеном».
Машины проносились редко, было время дневного затишья, когда основная масса туристов уже приехала, а уезжать было еще рано. По шоссе сновали преимущественно малолитражные «фиаты» с местными номерами. Аннет и Гюнтер жадно всматривались в них, поскольку не знали, на какой машине ездит Пфердменгес.
— Они… — вдруг прошептала Аннет, будто ее кто-нибудь мог услышать. — Да, они… — отвернулась от шоссе. — Видишь серый «форд»?
Гюнтер нагнулся над щитком управления, посматривая искоса.
Да, за рулем знакомый им послушник, а рядом старый человек в сутане.
«Форд» проехал мимо заправочной и медленно повернул направо по дороге, ведущей в горы. Гюнтер ловко вывел свою машину на шоссе. Не спешил: серый «форд» сейчас никуда не денется, на такой дороге все равно больше шестидесяти километров не сделаешь, да и, слава богу, пылища, почти не видно, что делается сзади.
«Форд» ехал быстро — послушник спешил на свидание! — «фольксваген» швыряло на выбоинах, но Гюнтер не отставал, сохраняя дистанцию в полкилометра. Встречные машины попадались редко, дорога пролегала преимущественно между виноградниками, Аннет поискала ее в атласе, но не нашла. Миновали село, за оливковой рощей перевалили через гребень высокого холма, внизу открылась зеленая долина с синей гладью озера, к берегу которого прилепилось небольшое селение. Туда вела такая же покрытая щебнем дорога, и «форд» уже повернул на нее.
Гюнтер притормозил и, подождав, пока «форд» исчез за деревьями, тоже повернул к озеру.
На центральной улице городка разместились две или три лавчонки и траттория с открытой верандой под тентом. Миновали последний дом, но нигде не обнаружили серого «форда»: возле строений стояло несколько «фиатов» да красный «рено». Дорога за поселком круто шла к виноградникам. Гюнтер, бормоча что-то сквозь зубы, развернулся и поехал назад. Теперь «фольксваген» катился по инерции. Гюнтер все время тормозил, останавливаясь на перекрестках: договорились, что будут смотреть: он — налево, Аннет — направо. Проехали лавчонку с шариковыми ручками, зажигалками и еще какой-то мелочью на витрине.
Аннет вдруг воскликнула:
— Видишь, он там, внизу!
Гюнтер остановился за углом, вышел и огляделся.
Прекрасная двухэтажная вилла возвышалась над озером в саду. «Форд» не заехал во двор, его оставили под деревом около ворот.
Гюнтер быстро развернулся. Возможно, им следовало бы припрятать свою машину — швейцарские номера не так часто встречаются в этом поселке, и незачем мозолить всем глаза. Подъехал к траттории — хозяин выбежал на веранду, и Гюнтер, с трудом вспоминая итальянские слова, объяснил, что им понравилось озеро и они хотели бы задержаться здесь. Вот только куда поставить машину и найдется ли ужин?
Хозяин закивал радостно, побежал открывать ворота, залопотал, поднимая глаза к небу, и Гюнтер понял, что только в этой траттории они могут съесть настоящие спагетти, такие спагетти можно съесть только в раю и здесь, потому что их готовит сам хозяин, а лучшего специалиста не найти во всей округе.
Они прошли со двора в узкий и темноватый зал траттории. Здесь стояли длинные столы из грубых досок, посуда на стойке была из дешевого толстого зеленоватого стекла, но вино, которое нацедил из бочки хозяин, понравилось Гюнтеру, хотя и стоило на треть дешевле минеральной воды, которую пила Аннет.
Пока они утоляли голод, мимо траттории проскочил серый «форд»: послушник не солгал — возвращался один. Гюнтер предупредил хозяина: они пойдут на озеро и могут задержаться, но тот заверил, что спагетти будут в любое время, кроме того, у него есть свободная комната, и, если синьорине понравится здесь, можно переночевать.
Между прочим Гюнтер спросил, кому принадлежит чудесная вилла над озером. Хозяин сложил руки, будто молился, и учтиво объяснил, что в ней живет очень важный человек, имя которого известно в самом Ватикане: святой отец осчастливил их поселок, приобретя этот домик еще во время войны. Но жаль, сейчас он редко приезжает сюда, в вилле живет только его слуга, которого местные жители недолюбливают за хмурость, но что поделаешь — немец, старый холостяк, а пожалуй, нет на свете больших нелюдимов, чем закоренелые холостяки.
Болтовню этого толстяка можно было слушать весь день, он прямо-таки источал из себя добродушие и говорил бы беспрерывно —