Но иногда больно было так, что становилось сложно дышать. Например, на второй день Рождества. Раньше мы с папой и Остином в этот день бросали в машину коньки и хоккейную экипировку и ехали на замерзшее озеро Симко, находящееся всего в нескольких километрах от нашего дома. Мы часами скользили на льду, даже когда ветер кусал лицо, а минусовая температура опускалась до двузначных цифр. Мы катались до тех пор, пока не переставали чувствовать пальцы на руках и ногах, а после прогулки отогревались на диване с чашечкой горячего какао с маршмеллоу и ели печенье, которое испекла мама.

Как тогда было тепло и уютно! В принципе, так было и сейчас, и сегодня тоже, однако после смерти Остина тепло не доходило до глубин моего сердца. Оно было онемевшим и холодным. Кроме тех моментов, когда рядом был Сэм.

– Мне тебя не хватает, – сказал он, а я прикрыла глаза. Я лежала на кровати в своей старой детской, и пусть голос Сэма я слышала через телефон, мне хотя бы казалось, что он рядом.

– Не могу уснуть, – прошептала я, на самом деле имея в виду «Мне тебя тоже». Я так скучала, а ведь прошло всего каких-то три дня. Я привыкла к его присутствию. Засыпать и просыпаться без Сэма было очень некомфортно. Спасали только ежедневные сообщения и возможность хотя бы ненадолго услышать его голос.

В такие моменты я жалела, что не была с Сэмом честна. Если бы я с самого начала играла с открытыми картами, то сейчас могла бы рассказать ему о первой ночи дома и о сундуке с чердака. О том, как я с больной спиной и опухшими глазами вернулась на рассвете к себе в спальню, о своих слезах, размывших последние слова Остина.

– Это из-за смены часовых поясов, – предположил Сэм. – Ты еще не отвыкла от времени Ванкувера.

– Ну и хорошо.

– Правда? – по голосу было слышно, что он улыбается.

– Да, – я калачиком свернулась на кровати. – Я хоть и тут, но мой мозг рядом с тобой.

– Твой гипоталамус, отвечающий за циркадные ритмы, уж точно тут.

– У тебя прямо талант портить романтические моменты ненужными фактами!

– Очень даже нужными, это будет на экзаменах на третьем курсе.

– До них еще далеко, малыш.

– Это ты сейчас так думаешь.

– Через четыре месяца ты станешь врачом, – отметила я. Эта мысль пришла внезапно, и это было правдой и безумием. Секунду я не слышала ничего, кроме его дыхания. Бесконечно далеко, но так близко.

– Да, – и тут он снова замолчал. – Точно.

Прямо как Остин. Если бы он жил.

Если, если, если… Мне так хотелось, чтобы это прекратилось. Но как бы я ни старалась отвлечься, в этом доме все мысли рано или поздно сворачивали в этом направлении.

– Расскажи что-нибудь, – я зажмурилась, – пожалуйста.

Пусть он не спрашивает, зачем и что рассказывать, пусть просто говорит. Любую ерунду, хоть что-нибудь, лишь бы я отвлеклась.

Сэм заговорил не сразу.

– Чаще всего я не чувствую себя готовым. Ни к чему. Ни к выпускным экзаменам, ни к исследовательской работе. К работе по специальности я тоже не готов. Я не смогу стать врачом, я не смогу нести ответственность. Иногда я действительно так думаю. – Сэм снова замолчал. – И все равно я выбрал для себя эту жизнь. Возможно, так будет с каждым новым испытанием. Поначалу нагрузка будет казаться бешеной, а потом привыкаешь. В какой-то момент это становится рутиной, и ты превозмогаешь себя, сам того не осознавая.

– Да. – Не знаю, откуда она появилась, но усталость пробралась из дальнего угла комнаты прямиком ко мне в голову. Не знаю, заметил ли это Сэм, но он продолжил говорить и его голос стал чуть тише. Я позволила себе в нем утонуть. Он был рядом, хотя его здесь не было. Моя голова потяжелела.

– Иногда врачи говорят мне во время практики, что сейчас ни за что бы не выбрали медицину. Что в моем возрасте они были полны сил и хотели сделать мир лучше. И что я скоро сам замечу, что все идет не так. И да, возможно, я подхожу к делу с наивным идеализмом и игнорирую неприглядные аспекты профессии. Придется заниматься бумажной волокитой, решать конфликты, экономить время и средства. Но мне правда хочется верить, что все это ради высшей цели. Ради людей.

Он замолчал. Я начала падать.

– Лори?

Его голос звучал издалека.

Невесомость.

И в какой-то момент, на грани яви и сна, возможно, мне это просто показалось, но тут я услышала Сэма снова.

– Спокойной ночи, тыковка.

Тишина.

– Я тебя люблю.

– Ты с кем вчера так долго болтала, дорогуша?

Мама задала этот вопрос мимоходом, но у меня все равно чуть не выпал нож из рук. Я подняла глаза от горки блинов передо мной. А мама отхлебнула кофе и посмотрела на меня.

Первой реакцией было солгать. В голове непроизвольно всплыли отговорки. С Эмбер. С Кианой. С Хоуп. С Эмметом. С кем угодно. Но маминого проницательного взгляда было достаточно, чтобы отбросить эту идею.

Естественно, она о чем-то догадывалась. Ведь она моя мама. За завтраком я не могла сдержать улыбки, и причиной, вероятно, стало то, что под утро я отправила Сэму короткое «я тебя тоже».

– Со своим парнем.

Эти слова будто произнес кто-то другой, но они пришлись в самый раз. Папа поднял глаза от газеты и с удивлением на меня посмотрел, а мама, немного помешкав, осторожно мне улыбнулась.

– Ты с кем-то познакомилась?

Когда я кивнула, оба просияли. Внезапно наш обычно мрачный обед словно озарило ярким светом. Возможно, мы все в этот момент поняли, что жизнь должна продолжаться.

– Да. Мы вместе учимся. Он на несколько курсов старше.

– Милая, это же чудесно! Почему ты нам раньше не рассказывала? Вы могли бы вместе приехать в гости!

На моем лице застыла натянутая улыбка. Но пора уже раскрыть правду. Мне надоело. Надоела вся эта ложь и секреты.

– Потому что он знал Остина. Хорошо знал.

Мама дрожащими пальцами поставила чашку на блюдце. Ее лицо посерело. Папа открыл рот, но из него не донеслось ни звука.

В этот момент я поняла, что они знали. Настоящую причину смерти Остина.

– Его зовут Сэм. Сэмюэл Эверет, – я нервно сглотнула, – полагаю, вы знаете, о ком я говорю.

Мама глубоко вздохнула, ее глаза наполнились слезами. Внезапно в голове возник дневник Остина. Рисунки и темнота, которые он так хорошо от нас скрывал.

– Почему вы мне ничего не рассказали? Почему молчали? Почему?! – Мой голос стал таким громким, что я сама испугалась.

– Лори, милая… – начал папа, но тут он осекся на полуслове, потому что я ударила кулаком по столу. – Мы не знаем, что он тебе рассказал, но…