Плечистый эквилибрист, голый по пояс, с длинным шестом в мускулистой руке – атлет, прекрасная модель для скульптора, будто бы чужой в этой шайке – как чист его лоб, как хороша осанка! Что он делает среди этого сброда – истинный рыцарь, привыкший исторгать из публики восхищенные вздохи? Но бледность высоких скул и змеиные, вертикальной черточкой, зрачки – не оставляют сомнений. Да, он тоже один из Них.

Пузатый весельчак-зазывала в изъеденном молью жилете и мятом, обтрепанном цилиндре набекрень. Ухмыляется, подмигивает, поигрывает тросточкой. Мол, добро пожаловать! Мол, заждались!

А вот прекрасная дрессировщица с рассыпанными по голым плечам пепельными кудрями. Топорщатся слегка помятые перья высокого воротника. А черные мушки на ее высокой груди, едва не выпадающей из корсажа – будто карта отдаленного созвездия, обещающего неведомые чудеса и диковины.

Последним из тумана вышел сам Клоун. Балахон его, сшитый из пестрых кусков ткани, давным-давно выцвел, как и шатры его цирка. Некогда разноцветные заплатки являли теперь собой все оттенки серого. Лишь нарисованная ухмылка кроваво алела на забеленном лице, и все так же отчетливо проступали на нем длинные черные дорожки нарисованных слез.

Заложив руки за спину, Клоун приплясывал на ходу, бурча себе под нос незамысловатый бравурный мотивчик, выдавая коленца, в прыжке поддевая каблуком одного драного башмака, еще хранившего на себе следы растрескавшегося темно-вишневого лака, под каблук другого – охристо-желтого, затертого до черноты.

– Добро пожаловать, почтенная публика! – звонким веселым голосом приветствовал он. – Впервые на арене! Смертельный номер! Есть ли среди вас доброволец?

Он захохотал срывающимся визгливым смехом, сгибаясь пополам.

Затем, будто одергивая себя, выпрямился, замер на месте, не убирая рук из-за спины, поджал размалеванные губы и состроил жалобную гримасу.

– Ненавижу гребаных клоунов, – сказал Северин, нацеливая посох.

Циркачи атаковали незамедлительно. Каждый наметил себе цель.

Силач, раскрутив свою гирю, со свистом запустил ею в Билкара, тот, молодецки хекнув, отразил удар латной рукавицей. В другой руке уже сам собой возник обнаженный клинок.

Гимнаст наскочил на Мартуза, попытался охватить его шею своей леской. Мартуз, однако, оказался проворнее, ушел в сторону, увернулся, выхватывая кинжал.

Дряхлый старик-прорицатель, распахнув щербатый рот, замахнулся своей клюкой на Циролиса. Тот с неожиданной прытью парировал удар своей сумкой с книгами. Книги – надежные товарищи, они никогда не подводят!

Эквилибрист размахнулся своим шестом. Раздался глухой стук – Шедди Краснолист скрестил с оружием падшего рыцаря свой посох.

Веселый толстяк-зазывала, страшно оскалившись, сделал выпад тростью прямо в лицо неизменно мрачному Дарьяну. Тот проворно отбил ее прикладом ружья.

Дрессировщица выхватила откуда-то из-под пышных юбок, из-под пожелтевших от времени кружев свернутый кольцом хлыст. Лихо прищелкнув им, попыталась зацепить Жанну по лицу. Но Жанна уже оказалась позади нее, без затей вцепилась рукой в роскошные пепельные пряди.

Вокруг закипела жаркая рукопашная схватка. Никакой магии, никакой картечи – старый-добрый мордобой.

Северин и Клоун молча смотрели друг на друга, смотрели с обоюдной ненавистью, будто в гляделки играли: кто первый сорвется, кто первый попытается захватить инициативу, нанести губительный удар.

Клоун был неподвижен, стоял, широко расставив ноги в драных разноцветных башмаках, руки спрятав за спиной.

Лишь мышцы его лица жили какой-то своей жизнью. Клоун беспрестанно кривлялся. Кроваво-красная ухмылка извивалась, перескакивая с одной эмоции на другую. Черные слезы продолжали свой извечный бег по толстому слою белой пудры.

– Ты не умеешь улыбаться, – изрек он, наконец, бодрым, звонким голосом. – Я могу научить тебя… Ха-ха-ха! Вот так…

Клоун показал как, выпростав из-за спины правую руку: от уха до уха.

Затем поглядел на собственную правую пятерню, будто впервые увидев ее, вылупил глаза и издал восхищенный свист. Убрав из-за спины, продемонстрировал Северину заодно и свою левую руку.

На пальцах обеих рук у него не было ногтей, а там, где им полагалось быть, прямо из покрытой струпьями кожи выходили длинные тонкие спицы. На заостренных кончиках подсыхала тонкая зеленоватая пленка.

Клоун поднес руку к вымазанному гримом лицу, высунул язык, подвигал им вверх вниз, будто бы собираясь облизать спицы.

– Для меня это сладкий яд, – крикнул Клоун, перекрывая шум схватки, кипящей окрест них. – Для тебя хватит одной капли… одной царапинки… и фьюить!

Клоун закатил глаза, коротко хихикнул, пожал плечами.

– Попробуй сам, – весело предложил он, вытягивая руку по направлению к Северину. – Совсем не больно! Чик! И готово. Оставь все проблемы за спиной. Добро пожаловать в цирк! Готов веселиться? Это легко! Я тебя в миг научу, ха-ха-ха!

– Да завязывай уже с предисловиями, – выдохнул Северин, нанося первый удар.

С визгливым хохотом Клоун увернулся от стремительно удара темного вихря. Раздался громкий хлопок. На том месте, где он только что стоял, рассыпалось целое облако блесток и цветных конфетти.

Северин инстинктивно дернулся вперед. И вовремя! За спиной свистнули острые когти, едва не зацепив за серую орденскую накидку, расшитую соколами.

Северин развернулся, сделал выпад посохом, как копьем.

Но навершие-череп не достигло цели – размалеванного клоунского лица.

Снова отрывистый хлопок. Облако разноцветных точек, резаной бумаги. Обрывок визгливого хохота.

Северин крутанулся на месте, пытаясь предугадать, откуда ждать следующего удара.

Вокруг шел рукопашный бой. И дела у соратников Северина складывались скверно.

Силач, в очередной раз раскрутив свою пудовую гирю за приделанную к ней цепь, рассек воздух, сыпля ржавой крошкой, поразил Билкара в плечо. Уж на что тот был здоровый мужичина, но даже он от такого удара охнул, пальцы его разжались, меч выпал из руки. Билкар покачнулся, переступив неверными ногами, стал заваливаться на бок. Силач, торжествующе топорща напомаженные тараканьи усы, уже раскручивал снаряд для очередного удара.

Гимнасту каким-то немыслимым образом удалось обмотать свою леску вокруг шеи Мартуза. Он затягивал ее все сильнее и сильнее, торжествующе блестя дикими глазами в прорезях шелковой полумаски. Лицо Мартуза посинело, глаза выпучились. Одной рукой, судорожно сжатой в кулак, бессильно колотил по земле, другой, в которой сжимал кинжал, пытался из последних сил зацепить душителя.

Не лучше обстояли дела и у магистра Циролиса. Непривычный к рукопашной схватке, он уступал скелетоподобному прорицателю, с дьявольским шипением наносившему ему все новые и новые удары своей клюкой. Дела были так плохи, что Циролис даже выпустил свою заветную сумку, – драгоценные книги, которые он потащил с собой в Аррет, не желая с ними расставаться, рассыпались по грязи. Прорицатель топтал их драными ичигами, не забывая делать точные и резкие выпады.