Потрескивание костерка, бросающего на сосновые стволы неровные блики, и негромкая перепалка Билкара с Дарьяном, и пропадающие втуне шутки и смешки Мартуза, и скрип грифеля Циролиса по жестким страницам его тетради, и мерное пощелкивание клиотля под челюстями Шедди Краснолиста – все осталось позади, все смолкло.

Казалось, в лесу их осталось только двое.

Он, Северин.

И стройная девушка в темной хламиде, с растрепанными рыжими волосами, чей силуэт угадывался впереди.

Она не спешила. Позволила Северину догнать ее.

Северин приблизился к Жанне. Пошли с ней рука об руку.

– Странно как-то все вышло, – нарушил тишину Северин. – Знаешь, такое ощущение, что все это происходило со мной много раз. Все это я видел в своих снах. Иногда мне кажется, что именно в них вся причина.

– Сны – это вершина стремлений наших душ, – шепотом ответила Жанна. – Апогей страстей, когда сердце готово вырваться из груди. Место, куда сходятся все нити и откуда расходятся все пути…

Северин почувствовал, как сердце сжимает невидимая ледяная ладонь.

– Я знаю, чьи это слова.

– Он в этом разбирался, верно?

– Он был лжец.

– Я знаю, Сева. Только в этом он не лгал. Согласен?

Это было так странно. Вновь услышать, как она зовет его по имени. Тем, старым именем, казалось, похороненным на Терре, навеки брошенным там, как тот прощальный имейл родителям, за который до сих пор было мучительно стыдно.

– Не знаю, – одними губами прошептал Северин.

Откуда ему было знать, как далеко завела Мурина-Альбинского его безумная мечта?

И как бы он сам, Северин, вел себя на его месте?

Понять – значит простить. А он и не думал прощать Мурина. А потому и понимать не хотел.

Некоторое время они молча брели по лесу. Затем Сева почувствовал в своей ладони тонкую руку Жанны. Бережно сжал ее пальцы. Она не отстранилась.

«Каждый по-своему справляется с волнением, а перед лицом вечности – все равны…»

Впереди был поваленный ствол, поросший седым мхом. Они сели на него, некоторое время сидели, прислушиваясь к звукам леса. Что-то шуршало в ветвях. Переговаривались ночные птицы, крича на разные голоса.

– Страшно, – сказала Жанна.

– И мне.

Она подобрала ноги, опираясь ступнями на выступающий из ствола сук, обняла себя за колени.

– Все должно было произойти иначе, – сказал Северин.

– Не в этой жизни.

Северин посмотрел на нее. Хрупкая большеглазая девчонка с растрепанными волосами, с ног до головы закутанная в грубую темную хламиду. Что она делает здесь, в этом лесу, в самом сердце чужого гнусного мира, где смерть и ложь подстерегают на каждом шагу? Где мучительная гибель – еще не самый худший вариант развития событий.

Женщинам не место в этом мире, предназначенном для грубых мужских игр. Для любимых игр, ставка в которых всегда чуть-чуть больше, чем жизнь.

Северин безотчетным движением потянулся к Жанне, обнял за плечи. Коснулся своими губами ее губ – сухих и потрескавшихся. Она открылась поцелую, ответила на него, будто именно этого ждала от него – здесь и сейчас. Ни мгновением раньше. Ни мгновением позже.

Здесь и сейчас и, возможно, больше никогда.

Бережно притянув ее к себе, Северин крепко обнял девушку. Стал исступленно, жадно целовать, покусывать ее губы, гладя затылок, ловить горячие дорожки слез, сбегающие по ее щекам, целовать узкий мокрый нос.

Сдавленный, задыхающийся шепот:

– Ну что ты, что ты…

– Ничего, ничего… продолжай…

Темная хламида упала на землю. Следом упала серая, вышитая коричневыми соколами. Здесь и сейчас и больше никогда. Она обхватила его гладкими, длинными ногами, сжала бедрами, приглашая. Коротко всхлипнула, принимая. Задышала часто-часто, в томительном ритме, в сладкой щекотке нарастающего безумия, пронизывающего окружающие сумерки нездешним, неведомым светом, таким ярким, таким ослепительным. Становясь одним целым, сливаясь воедино, раскачиваясь на безумных качелях вверх-вниз, вверх-вниз, долетая до самого неба, так что замирает сердце, задевая за самые облака и возвращаясь на землю. Все растворилось, все ушло – Моровые Плеши и Мастера-над-Мертвыми, клиц-клоки и смерть-фактория, Шахрияр и Мурин, Новые Боги и демоны Хаоса… Их было только двое. Он и Она. Два разгоряченных юных тела, нашедшие друг друга. Созданные, предназначенные для того, чтобы найтись. Северин сгорал, истаивал, как свеча, впиваясь губами в нежную кожу, пересчитывая все родинки и волоски на любимом теле, мысли о котором не покидали, кажется, никогда, и вот представился миг – один-единственный, ускользающий песком сквозь пальцы – вкусить, ощутить, слиться. Утонуть бесследно, не желая спасаться. Они бились в пульсирующем ритме, их сотрясали сладкие судороги, напряжение росло, нарастала сводящая с ума невыносимая щекотка, чтобы, наконец, оборваться – серией неописуемых, невозможных вспышек неповторимого счастья, вершиной существования, всего, что было, есть и будет…

…Казалось, никто из тех, кто оставался у костра, не заметил их отсутствия. Как не заметили и их возвращения.

Билкар и Дарьян все никак не могли решить, можно ли употребить в пищу принесенные следопытом грибы. Мартуз все пытался шутить, мешая Циролису писать. Шедди Краснолист дремал с открытыми глазами, пялясь на костер и мерно двигая челюстью.

Не заметили или сделали вид, что не заметили.

В конце концов, каждый по-своему справляется с волнением. А перед лицом неизбежности – все равны.

Смерть-фактория Мурина-Альбинского была спроектирована и выстроена в форме символа Хаоса.

Восемь длинных многоэтажных корпусов, выложенных из гладких черных монолитов, стрелами расходились от центра. Там, в центре, полыхало и чадило, отбрасывая окрест алые зарницы, неугасимое пламя. Воздух наполняло химическое зловоние. Густые клубы дыма мешались с облаками. Острые углы фабричных корпусов пронзали туман, будто кили кораблей, расходящихся в противоположных направлениях. Будто иллюминаторы, мерцали алым огнем узкие бойницы и стрельчатые окна. «Флот» Мурина-Альбинского плыл сквозь туман, направляясь в противоположные стороны. Плыл в никуда, пребывая на месте.

От леса факторию отделяла широкая полоса выжженной земли. Здесь хорошенько прошлись стихийной магией, но было это довольно давно – пепелище прорастало сухими желтоватыми кустарниками. Жизнь всегда найдет себе дорогу.

Высланные в разведку Шедди и Дарьян вернулись с недурными вестями. Территория фактории по всему периметру патрулируется конструктами, но лазейка нашлась. Подходы к ближайшему корпусу-стреле поросли молодым леском. Под его прикрытием можно подвести вплотную к зданию хоть целый полк. Имеется неплохой шанс пробраться внутрь. Здоровенная отводная труба, выходящая к засыпанному каналу. Ей, судя по всему, давно не пользовались, но Шедди, прощупавший ее своим, «магическим» зрением, настаивал на том, что лучшего пути, чтобы пробраться внутрь смерть-фактории, им не найти.