Сад этот – большая христианская реликвия, он стал сюжетом для многих великих.

Василий Перов написал картину «Христос в Гефсиманском саду», а в следующем столетии Пастернак подарил нам вот эти стихи:

А потом была Стена плача, самое намоленное место в мире. Это действительно что-то невероятное. Это тот уникальный на земле случай, когда простой камень, впитывавший в себя молитвы миллионов людей за сотни лет, отдает трепет и особые вибрации, собранные воедино. Не смейтесь, уж насколько я цинична, но, приложив руку к стене и закрыв глаза, услышала… абсолютную тишину, хотя рядом было много людей, почувствовала рябь на кончиках пальцев, каким-то звериным чутьем поняла, что есть ответ… И совсем этому не удивилась, словно так оно и должно быть, словно это естественно, как приход дня и ночи, наступление весны или радуга на небе после дождя.

Но народу сейчас немного, место у Стены нашлось и совсем не пришлось ждать.

Подошла, приложила руку…

Всегда интересовал вопрос, куда деваются записочки у Стены плача. Дважды была здесь, и каждый раз вполне легко удавалось пристроить бумажку в щель. Многие обрывки уже лежали на земле, другие словно вросли в камень. Оказывается, раз в неделю упавшие записочки с сокровенным у Стены плача собирают служители, упаковывают в мешки и несут в подвалы. Просьбы страждущих там отлеживаются, чтобы выкристаллизоваться и в виде эссенции попасть на самый верх по назначению. Дважды в год мешки с записочками выволакивают на свет божий и везут хоронить в гнизу, могилу священных текстов на Масличной горе, как принято поступать со всеми святыми текстами, в которых упоминается имя Бога. Так что все происходит по вполне людским законам.

#######

Пришли в Храм Гроба Господня, который поставили на месте, где Христа распяли, похоронили; и там, где он воскрес – самое святое место для всех христиан. Ключ от Храма хранится у двух мусульманских семей на протяжении девятисот лет, – ну что ж, вполне дипломатическое решение. Открытие храма – это ежедневная своеобразная церемония. Ровно в 4 утра хранитель-мусульманин отпирает замок и распахивает дверь, после чего кто-либо из священников Римско-католической церкви, Греческой православной или Армянской апостольской, которые исполняют эту роль по очереди, открывает вторую дверь изнутри под строгим наблюдением представителей других конфессий. Закрывается храм в обратном порядке, но сначала в 19:30, хранитель стучит железным кольцом о ворота, предупреждая, что через 15 минут храм будет заперт до следующего утра.

Но расстроилась – в Храме Гроба Господня тоже трепета не случилось, уж очень и тут все тоже поставлено на поток… Может, я не была по-особому подготовлена и настроена, не прониклась душой, отвлекалась на мелочи, не почувствовала и не увидела главного, наверное, дело, как обычно, во мне скорей всего, не знаю. Но все эти храмовые «служители» и «хранители», роящиеся вокруг каждого вошедшего, так пристально и жадно смотрели в руки, ожидая мзду за проход к святому месту, что стало не по себе. Были ли среди них люди, истинно верующие, или Гроб Господний для них просто средство наживы? Алчные глаза служителей и потные ладошки, пухлые от денег карманы, унизительные толчки в спину, чтоб не застаиваться у святыни – совсем не те ощущения, которые хотелось испытать в таком сакральном месте. Думала, душа запоет, а на деле крылышки опустились – ощущение как от очередной расхожей туристической точки с недобросовестными гидами. Или как от базара, где продается вера.

Потом снова отправились в путь, долго ехали и ехали по безлюдным библейским дорогам, и я все удивлялась, как вообще можно было людям раньше выживать в жаркой каменистой пустыне. Решили завернуть на реку Иордан, самую священную и почитаемую среди христиан, где крестился Иисус. Река и не река вовсе, а так, широкий ручей, мутный, желтый, руку опустишь под воду – не увидишь, мелковата и узковата, но тянется целых 250 км прежде, чем впасть в Мертвое море. В дохристианские времена по Иордану шла граница Земли обетованной. В истории не раз случалось, что люди наделяли реки или горы разумом, так и Иордан помогал иудеям, расступаясь перед людьми вождя-воина Иисуса Навина, которые несли Ковчег Завета. Так что живая эта река, быстрая, всё куда-то спешит…

Отошли с сыном совсем немного от толпы паломников, встретили двух милых старушек-близняшек, которые в голубых кокетливых шляпках с яркими цветами шли нам навстречу.

– Это ваш син? – Бабушки были одинаково улыбчивы, задорны и приятны во всех отношениях.

– Да!

– Шоб он бил здоров! А еще дети есть?

– Двое еще!

– Шоб они били здоровы!

– Спасибо!

– А внуки есть?

– Есть!

– Шоб они били здоровы! Шо ви думаете, мы таки вас узнали!

А что я думаю, Израиль – прекрасная страна!

Когда мы с мужем получили первую отдельную квартиру в блочном многоквартирном доме, счастью не было предела! Своя, родная, двухкомнатная! Ну и что, что трещина толщиной в ладонь через всю стену, не насквозь же! Главное, своё! Стали наше первое жилище преображать, устраивать «под себя».

Первым делом сломали в прихожей дурацкий встроенный шкаф с торчащими отовсюду гвоздями и поставили туда раскладной диван, получилась не прихожая, а почти гостиная. Потом муж взял и втайне от меня ночью покрасил одну стенку в кухне, покрасил по-модному, ярко-бордовой краской, такой, словно в чьей-то буйной крови растопили плитку молочного шоколада. Вроде как сюрприз для меня. И как только утром он победно распахнул дверь, я вскочила от жуткой вони, краска была та еще, «нитро», едкая, ядовитая и проникающая во все поры, но что делать – единственная, которую достали тогда по блату. А войдя на кухню, я чуть не села от неожиданности – еще вечером стенка была абсолютно белой, а теперь кроваво «падала» на меня. Муж после ночи вонючего креатива спокойно и устало заснул. Придя в себя, я решила ответить ему по-своему, по-дизайнерски.

На свадьбу нам подарили три рулона с модными тогда фотообоями: красно-оранжевый закат с пальмой, потертая дверь в американский бар и шикарный вид на альпийские горы с засахаренными вершинами и зелеными лугами. На тубах с обоями ручкой было коряво написано: «Таиланд», «Дверь», «Швейцария».

Дверь с Таиландом меня не особо впечатлили, но вот Швейцария… Я расстелила ее на полу и стала рассматривать голубые елки, одинаково и гордо торчащие повсюду, милые белые домики с красными крышами и маленькими окошками, на которых даже проглядывали занавески, водопады с бирюзовой водой, яркий слепящий снег на макушках и синее-синее небо. Швейцарией я решила заклеить трещину в стене. Развела клей, тщательно намазала каждое полотно и аккуратно пристроила эту маленькую горную страну у нас в спальне. Потом отошла к противоположной стороне комнаты, поставила стул и села, как Кутузов, оценивая поле боя, восхищаясь. Мой швейцарский ответ красной кухонной стене был воспринят мужем достойно.