А затем в исследовательском корабле умер шимпанзе, и вся эта идиллия разом закончилась.

Вместо нее в нашей жизни появился переживающий легкую истерику доктор Григорьев, требующий от всей научной миссии срочного ухода с поверхности планеты.

Пришлось взлетать в космос.

На меня новая непонятная опасность почему-то не оказала никакого впечатления – возможно, я просто уже отбоялся свое в этой системе. А вот Энни, сидящая сейчас рядом со мной в командном отсеке, напоминала испуганную до полусмерти мышку.

– Это ведь может быть просто случайностью?

– Ты ученый, а не я. Тебе виднее.

– Не издевайся, мне и так страшно. Знаешь, сколько времени мы провели на поверхности и сколько скачков напряженности пережили? Я боюсь.

– С вами хочет связаться доктор Ирина Попова, – очень вовремя вклинился в разговор Умник. – Соединять?

– Соединяй!

– Капитан?

– Соединяй, соединяй.

Перед нами появилось изображение слегка нервной, но все же улыбающейся докторши.

– Что там у вас произошло? – сразу же спросила Энни. – Из-за чего он умер?

– Судя по показаниям капсулы – у него случился инфаркт.

– Они же все молодые? Какой там может быть инфаркт?

– Вот мы тоже по этому поводу беспокоимся, – согласилась Попова. – Шеф сейчас проводит повторное тестирование, а заодно и себя просвечивает. Просил передать, чтобы вы там у себя тоже устроили диагностику.

– Устроим… Так что, больше никаких выводов пока нет?

– Нет, одни распоряжения… С текущего момента мы ложимся в недельный карантин. Вниз не спускаемся, друг с другом не контактируем, на линкор не возвращаемся. Каждому предписывается не меньше трех раз в день проходить медобследование и докладывать его результаты доктору.

– А ему-то зачем? – поинтересовался я. – С каких пор наше светило гиперпространственной физики стало еще и признанным врачом?

Попова слегка задумалась, словно такая мысль раньше не приходила ей в голову. Возможно, и не приходила, кстати.

– Практическая ценность здесь лишь в централизации сведений, – наконец ответила она. – Проще контролировать состояние группы людей, чем каждого по отдельности.

– Значит, отправим, – сказала Энни, толкая меня локтем. – Главное, держите нас в курсе.

В течение всей следующей недели, проведенной на орбите, лично мне интереснее всего было отслеживать психическое состояние доктора Григорьева.

Сначала ученый муж откровенно испугался за свою жизнь и ввел карантин, а также постоянные обследования и отчеты о состоянии членов команды. Увы, но никто больше умирать не собирался – ни шимпанзе, ни люди, ни даже амебы. Последние так вообще активно размножались, не обращая ни на что внимания и увеличивая свою популяцию со страшной скоростью.

На третий день карантина до нашего руководителя начало доходить понимание того, что на планете все же нет ничего страшного. Это вызвало у доктора настоящий приступ научной лихорадки вкупе с желанием опять оказаться внизу. Но страх неожиданной смерти при этом от него никуда не делся… В итоге мы так и продолжили висеть над планетой.

На седьмой день стало окончательно ясно, что никакой сиюминутной опасности постройки облачников не несут. И страх Григорьева перед внезапной кончиной практически рассеялся, сменившись осознанием того, что целая неделя была бездарно потеряна из-за совершенно призрачной угрозы.

Кипящий гневом доктор, подозреваю, очень сильно обрадовался бы, сумей кто-то подтвердить наши первоначальные опасения и все же покинуть этот мир. Но, к его разочарованию, этого так и не случилось…

В итоге, проведя неделю в космосе, мы все равно вернулись на планету, где Григорьев сразу же развил бешеную активность, пытаясь хоть как-то наверстать упущенное. Хотя какой был смысл ученым бегать среди развалин, учитывая, что информацию для них все равно добывали приборы, – я так и не понял. Но программа сбора геологических образцов оказалась свернута – Энни отправилась в исследовательскую «колбасу», что-то там рассчитывать и проверять.

Меня же снова вызвал к себе Норвуд.

– Здравствуйте, наблюдатель, – он сделал приглашающий жест, отмечая мое появление в той же самой кают-компании. – Бар, пару порций «Земной жемчужины».

Я присел на диванчик и дождался, пока ко мне подлетит бокал с коньяком.

– Итак… Хм… В этот раз даже не знаю, зачем вас позвал, если честно. Судя по тому, чем и как занимаются наши ученые, ни о каких дополнительных расчетах речь пока что даже не идет. Я прав?

– Совершенно, – я согласно кивнул. – Григорьев сейчас сконцентрирован на том, чтобы закончить какие-то неизвестные мне исследования. Он и в прошлый-то раз слушать не стал, а сейчас…

– Вот как, – капитан кивнул и слегка расслабился, как человек, чьи самые неприятные прогнозы сбылись и который не ждет от жизни больше ничего плохого. – А что именно сказал доктор, позвольте узнать?

– Сказал, что в случае чего мы всегда можем улететь на моем корабле, – я пригубил коньяк. – Когда я напомнил об остальных – начал негодовать, но пообещал, что проведет все необходимые расчеты.

– Понятно, – хмыкнул Норвуд, тоже прикладываясь к бокалу.

– А что, если мы возьмем экипаж линкора на борт моего корабля? – пришла мне в голову новая идея. – Можно частично разгрузить от породы топливный отсек, выкинуть кое-что ненужное…

– Не получится, – мотнул головой капитан. – Экипаж состоит почти из тысячи человек. Ваш корабль не сможет принять на борт всех.

– Часть экипажа? Например, женщин.

– А с чего вдруг их? – неприкрыто удивился собеседник. – Они веками борются за равноправие и кричат, что их вечно притесняют. А я вот, скажем, их поддерживаю в движении против шовинизма, рассматриваю всех своих людей исключительно как членов команды и не понимаю, почему один мой лейтенант должен получить шанс на спасение, а второй – нет.

– Понятно, – несмотря на серьезность момента, я не смог сдержать кривой усмешки.

– Так что, наблюдатель, весь экипаж линкора в любом случае останется на борту. Улетите только вы с учеными.

– Я уж решил было, что нас вы тоже оставите.

Капитан слегка покачал головой.

– Зачем? В миссии участвуют три единицы. Мы, вы и ученые. Ученые являются головной частью экспедиции, остальные должны их поддерживать и охранять. Вот это и станет вашей задачей – сохранить доктора и его свиту. Если линкор останется здесь, то останется без вас.

– Надеюсь, что до этого все же не дойдет.

– Я тоже. Но за сутки до открытия окна вы в любом случае примете их на борт и дальше будете действовать самостоятельно. На нас не ориентируйтесь. Считайте это приказом.