Разгром франков позволил Тевдису снова обратиться к проблемам юга. Но на этот раз гораздо большее значение для него приобрело положение в Африке. Может быть, к этому времени Бетика и прилегающие районы официально признали власть Тевдиса, и тот этим ограничился.

В свое время расположенная поту сторон пролива Тингитанская Мавретания относилась к диоцезу Испании, и Тевдис, одержав столь впечатляющую победу на северном фронте, теперь решил установить свой контроль над самой южной провинцией бывшего Испанского диоцеза. Когда в Северной Африке началась война между вандалами и византийцами, вандальский король Гелимер надеялся на помощь Тевдиса. Он даже намеревался отослать в Испанию свою казну, а в случае неблагоприятного исхода найти себе там убежище (Procop. Bel. Vand. 11,4,34). Вслед затем Гелимер направил к Тевдису посольство с просьбой о союзе, но тот, узнав об успехах византийцев и взятии ими вандальской столицы Карфагена, предпочел не вмешиваться (Procop. Bel. Vand. I, 24, 7—16). В результате этой войны Вандальское королевство было уничтожено византийцами, а Тингитанская Мавретания включена в восстановленную префектуру Африку (Cod. lust. I, 27, 1). Но, воспользовавшись войной между византийцами и вандалами, в эти земли вторглись берберы и вскоре разгромили имперскую армию. Это и решил использовать Тевдис. Он направил довольно значительную армию для захвата Септема (Сеуты) на африканском берегу пролива. Значение этого пункта было важно для византийцев, ибо владение им позволяло контролировать важный пролив между Средиземным морем и Атлантическим океаном, там находился флот, осуществлявший этот контроль, а командир находившихся там войск должен был наблюдать за всем, что происходит в Испании или Галлии (Cod. lust. I, 27, 2). Захват Септема вестготами позволил бы им контролировать столь значительный торговый путь, а самим избавиться от даже косвенного контроля имперских властей. Но на этот раз вестготы потерпели поражение. Хотя на какое-то время они сумели овладеть городом, очень скоро византийцы наголову их разгромили и выбили из Африки (Isid. Hist. 42; Procop. Bel. Vand. 11,30, 15).

Несмотря на неудачу африканской экспедиции, правление Тевдиса в целом стало важным этапом в консолидации Вестготского королевства. Этому способствовала и его активная внутренняя политика. В этой сфере его усилия были направлены на нахождение согласия с испано-римским населением. Связанный своим браком с местным магнатством, Тевдис прекрасно понимал важность согласия с подавляющим большинством населения его королевства, точнее — с правящим классом этого населения. Для этого он широко использовал церковную политику. Хотя Тевдис, как все готы, оставался арианином, он явно католической церкви покровительствовал[81]. В правление Тевдиса было созвано несколько поместных соборов.

Явным жестом в направлении местной знати было принятие Тевдисом имени Флавий, который позже будут порой принимать и другие короли. Это имя, с одной стороны, было довольно широко распространено в римское время. Можно напомнить, что Веспасиан дал всем испанцам, не имевшим ни римского, ни латинского гражданства, последнее, которое открывало испанской провинциальной элите путь и в гражданство римское. Имя Флавия носил и происходивший из Испании император Феодосии, об испанском происхождении которого сохранилась в этой стране память. С другой стороны, это имя вообще было широко распространено среди позднеримских императоров. Принимая такое имя, Тевдис в какой-то степени сравнивался со славными и могучими императорами прошлого, как Константин и тот же Феодосии. Отношения Тевдиса с империей были весьма напряженными. В это время в Италии византийцы стремились восстановить власть империи, уничтожив Остготское королевство. После ряда поражений остготы, надеясь на помощь Тевдиса, в 540 г. избрали королем его племянника Ильдебада (Procop. Bel. Goth. П, 30, 14). Возникала возможность в случае победы снова, как во времена Теодориха, создать фактически единое готское государство, но теперь с первенством вестготского (хотя и остгота по происхождению) короля. Но вскоре среди остготов начались раздоры, и уже в 541 г. Ильдебад был убит. И хотя надежды остготов на помощь их западных сородичей оказались тщетными, это не улучшило отношений между Тевдисом и императором Юстинианом. Принимая прославленное имя Флавий, Тевдис бросал вызов Юстиниану, который тоже именовался Флавием. Наконец, Флавием себя называл и Теодорих. Тевдис не мог не думать о примере своего бывшего покровителя и одного из сильнейших варварских монархов того времени.

24 ноября 546 г. Тевдис издал закон о судебных издержках, который в равной степени относился и к готам, и римлянам. По приказу короля этот закон должен был вписан в свод законов Алариха II, относящийся к римскому населению, но действен был и для вестготов. Он был направлен всем ректорам и судьям, т. е. всем местным властям независимо от их происхождения, и имел в виду «все наши народы». Хотя сам закон касался только одной стороны жизни, само по себе распространение его действия на обе группы населения было чрезвычайно важно и представляло собой первый шаг к правовому объединению вестготов и их римских подданных.

В 548 г. Тевдис был убит одним из своих приближенных (Isid. Hist. 43; Greg. Tur. III, 30)[82], и королем был избран герцог Теудискл, прославившийся своей победой над франками. Иногда предполагают, что он, как и Тевдис, был остготом, но реальных оснований для такого предположения нет. Теудискл оказался лучшим полководцем, чем королем. Возможно, что, будучи ближайшим соратником Тевдиса, он продолжал его политику по отношению к испано-римскому населению и католической церкви, и это вызвало резкое недовольство готской знати, которая выступила против него. О короле стали распускаться слухи, обвиняющие его в разврате, насилиях, стремлении уничтожить многих видных деятелей. Насколько эти слухи были справедливы, неизвестно, но они стали оправданием возникновения заговора, в результате которого король был убит на следующий год во время пира (Isid. Hist. 44; Iord. Get. 303; Greg. Tur. 111,30).

Убийство Тевдиса было скорее всего действием одиночки и вызвано чисто личными мотивами. Совершенно иначе обстоит дело с убийством Теудискла. По словам того же Исидора, это убийство стало результатом заговора «многих могущественных» в непосредственном окружении короля. Иордан говорит о «своих», которые убили Теудискла. Речь шла о выражении недовольства довольно широкого круга вестготской знати. Это убийство открыло двадцатилетний период политической нестабильности в Вестготском королевстве. Григорий Турский (III, 30), писавший во второй половине VI в., говорит о «готской болезни» (morbus Gotho-rum), выразившейся в убийстве готами неугодных королей.

На смену Теудисклу пришел Агила (Chron. Caes. a. 545; Isid. Hist. 45; Iord. Get. 303). Кем он был и чем заслужил такую честь, неизвестно. Вполне возможно, что он был одним из заговорщиков или даже главой заговора, но никаких доказательств этого нет. Исидор пишет, что он был поставлен (constituitur) королем. Использование этого глагола может говорить и каком-то решении готской знати, но как это решение было оформлено, мы не знаем. В дальнейшем Агила занял резкую антироманскую и антикатолическую позицию. Поэтому нельзя исключить, что убийство Теудискла и выдвижение Агилы было реакцией вестготской аристократии (и, может быть, верхов арианской церкви) на политику Тевдиса и, возможно, Теудискла. Косвенным доводом в пользу этого может быть то, что в одном из вариантов «Хроники вестготских королей» (текст А) Агила даже не упомянут, а годы его правления прибавлены к правлению Теудискла.