– Спасибо тебе, Прекрасная Дама.

– Спасибо вам, мои верные, – прошелестело над камнями.

На коленях уже стояли все без исключения.

…Сколько же протекло здесь лет? Ведь битва в Мельине, прорыв лучших из лучших бойцов Ордена Прекрасной Дамы, случилась совсем недавно?

Или время вновь играло в свои прихотливые и жестокие игры? В крепости Ордена миновали годы и годы. Десятилетия. Ушедшие не вернулись.

Они хранили традиции, закон, обряд и веру, хотя уже и не могли вернуться к прежнему блеску. Однако хранили, несмотря ни на что.

Тень прежнего величия. Роскошный доспех, который уже некому надеть.

Сейчас они стоят на коленях. Они глядят на свою деву – Даму – и не видят. Потому что идеал видеть нельзя. Он – идеал. Он недостижим. Достаточно лишь знать, что он есть, и ему поклоняться.

Старый командор с лицом, выдубленным солнцем и ветрами, с короткой и жёсткой бородой, с выцветшими, блёкло-голубыми глазами опустился на одно колено – единственный из всех только на одно.

– Прекрасная Дама, все мы – твои слуги и защитники.

– Я знаю, – пронёсся шёпот. Незримые прохладные пальцы, словно лаская, коснулись у кого щеки, у кого лба или кисти руки. – Я пришла, чтобы указать вам путь. Пробудить от сна. А потом мне потребуется ваша служба. Но прежде Орден должен воссиять в прежней славе. Ведите меня, командор. Ведите туда, где… я должна пребывать.

Старый командор дрожал. По щекам так и стекали слёзы.

Однако он был рыцарем. И в качестве такового – согнул в локте руку, галантно предлагая её Прекрасной Даме.

На его предплечье легло нечто воздушное, невесомое, невещественное. Прекрасная Дама не от мира сего, как и положено Идеалу.

Следом за командором, оправляясь от потрясения, парами шагали рыцари. Многие плакали. Здесь это не считалось признаком слабости.

А ещё многие, несмотря на затопившую радость, глядели по сторонам с острым стыдом. Запустение, разорение, убогость. Нет, замощённый двор чисто выметен, но многие постройки пришли в упадок, крыши просели, иное так и вовсе заброшено. Почему, почему они это допустили? Не верили, не надеялись, не ждали? А Прекрасная Дама взяла и появилась!

Длинный зал был тёмен, прохладен и пуст. Здесь не зажигали огни, а в последнее время и пыль перестали смахивать. Рыцари старели, новых адептов появлялось совсем мало, да и шли сюда зачастую оттого, что податься многим было некуда. Ну, а Прекрасная Дама… что Дама. Не хуже другого, во что верят деревни местных пахарей.

Там, где полагалось быть алтарю, в полукруглой апсиде, стояла белая статуя. Окружённая рядами синевато-серого камня, она казалась совершенно иномировой, явившейся из иной реальности. Женская фигура, окутанная складками плаща, застыла, прижав к груди скрещённые в запястьях руки и печально опустив голову. Вместо лица – лишь низко-низко опущенный капюшон.

Всё верно – видеть Прекрасную Даму невозможно.

Перед статуей, в выемке – длинный каменный стол, тяжкие каменные же стулья, на которых, должно быть, очень неудобно сидеть.

– Спасибо, мои верные. – Прекрасная Дама не оставляла следов в пыли. – Теперь я буду с вами. Всегда.

Дева поплыла над мёртвыми камнями, замерла перед статуей, а затем – вдруг обхватила её руками, обнимая, словно сестру.

И медленно исчезла, слившись с камнем.

Статуя шевельнулась. Белые кисти поднялись, гордо сбросили капюшон. Развернулись ссутулившиеся было плечи, поднялся подбородок. За плечами развернулся огневеющий веер волос. На лице вспыхнули глаза – золотистым огнём, в нём угадывались белые точки зрачков.

Однако черты лица так и остались смазанными, нечёткими, ускользающими. Впрочем, каждый рыцарь и так знал, что они – Идеальны.

– Готовьтесь, – пронёсся тот же бестелесный шёпот, и узкие зарешечённые бойницы высоко под сводами брызнули каменной крошкой, железные ржавые прутья выворачивались из кирпичной кладки. Полутёмный зал озарило солнцем, он преображался, становясь из склепа роскошным и торжественным покоем.

– Орден должен воскреснуть. Моё благословение отныне с вами. И я останусь здесь ободрить и поддержать в трудную минуту. Скоро нам предстоит бой. Славный и страшный. И я буду с вами. Всегда. До конца.

А если мне и потребуется отлучиться – моё каменное тело не умрёт. Я буду слышать все ваши слова, назначенные мне.

И над замершими рыцарями развернул огневеющие крылья прекрасный феникс. Развернул и взмыл вверх, промчался от стены к стене и вылетел через окно, скалящееся острыми каменными обломками, словно разбитыми зубами.

* * *

Огненный феникс вспорол небеса, словно торопясь поскорее оставить позади храм Ордена Прекрасной Дамы. Ожившая статуя тоже осталась позади, глядя белыми зрачками из бурлящего в глазницах золотого пламени. Он мчался так, словно тщился пробить собой саму Межреальность.

С крыльев текли струи оранжево-золотистых искр. Феникс оставлял за собой огненный след, он мчался, не выбирая дорог, напрямик, взламывая и разнося вдребезги почитавшееся несокрушимым.

Золотисто-алое копьё, пронзающее Междумирье. Едва ли ещё какое-то существо смогло бы сейчас его обогнать, не исключая и самих Дальних, и Древних богов с Молодыми в пору их могущества.

* * *

Хедин-великан видел феникса так же отчётливо, как видит человек в ясный солнечный день свою собственную руку. Правда, пока не мог понять, видит ли феникс его самого. Похоже, что нет. Интересно, что его сподвигло – или, вернее, её?

Или Сигрлинн ощутила его, гм, разделение? Осознала, что Хединов вдруг сделалось двое?

Этого не было в изначальном Плане, но появилось в новой итерации.

Что ж, хорошо, что Сигрлинн, во всяком случае, жива. И действует – в полном соответствии с Планом. По-другому и быть не может, ибо План тоже идеален.

Гигант Хедин мыслил отрывисто и чётко. План тем и хорош, что он зачастую меняет сам себя, не приноравливаясь к обстановке, но задавая её движение.

И лишь конечная победа, увы, не приходит сама собой, одной лишь волей Плана.

А потому, отметив полёт огневеющего феникса, он вновь вернулся к тому, что видел и ощущал другой Хедин, оказавшийся там, где доселе не оказывались ни боги, ни маги.

* * *

Души тонут в бездонном колодце, разом и широком, и узком. Хедин следует за ними, дорога бесконечна, время и расстояния растягиваются. Воронка не имеет дна, но затем удивительным делом дно всё-таки находится, правда достичь его невозможно. Здесь перестает работать привычное, и даже он, Новый Бог, может лишь изо всех сил держаться за изначально задуманное.

Души валятся, он с ними. Проваливаются глубже, глубже, хотя здесь успели исчезнуть и верх, и низ.

Слуха Хедина достигает многогласный шёпот. Шепчут души, но слова слишком сложны для этого места, здесь может существовать только элементарное, только разложенное до абсолютно исходных кирпичиков. Слова гибнут.