— Это отличные новости. Спасибо. Большое спасибо. — Фабиан почувствовал, как гора свалилась у него с плеч. Он только успел закончить разговор, как телефон завибрировал снова.

Ну вот, все прошло прекрасно. Тем не менее тебе стоит обработать рану, чтобы не занести инфекцию. И наложить большой пластырь — на случай, если начнется кровотечение. И не нужно волноваться. Это всего лишь маленький GPS-передатчик, чтобы я знал, где тебя искать.

Неужели этот сукин сын был здесь, в его доме, и проложил какие-то кабели? Неужели он… Фабиан обернулся и оглядел ванную, где на первый взгляд все выглядело как обычно. Или нет… Он уже не был в этом уверен. Разве что аромапопурри не стояло на две полки ниже, чем стоит сейчас? И эта картина. Неужели она всегда висела именно там?

Он и понятия не имел. В последнее время он был так занят совершенно другими вещами, что Соня могла бы поменять обои в нескольких комнатах, а он этого даже не заметил бы.

Муландер мог, конечно, просто предположить, что он нашел датчик и залез в рану между лопатками. Если он каким-то образом не установил скрытую камеру в их ванной. Камера, которая в таком случае должна быть расположена где-то высоко позади него.

Он поднял глаза на похожую на блюдце лампу на потолке. Как и светильник в спальне, она была здесь с тех пор, как они переехали в этот дом, и он не обращал на нее особого внимания. Теперь он был поражен тем, какая она красивая: шлифованное стекло изящно преломляло свет, а медный набалдашник посередине, удерживающий светильник на месте, выглядел очень гармонично.

Может быть, это была просто пыль или мертвые насекомые, но что-то лежало там, на дне стеклянной крышки, и заслоняло свет. Он подошел, встал на крышку унитаза, отвинтил медный набалдашник и осторожно снял стекло.

Дно покрывал слой пыли. Но скрытой камеры он здесь не увидел. Или каких-нибудь кабелей, или даже микрофона. Здесь был только сложенный пополам пожелтевший лист бумаги, казавшийся на фоне пыли темным пятном. Он поднял лист и развернул его, в тот же миг ржавый маленький ключ выпал и приземлился куда-то на пол. Но вместо того, чтобы спуститься и начать искать ключ, он прочитал написанный от руки текст.

Отец уже встал и работает в подвале.

Потеет и делает все, что в его силах.

Это срочно, нет времени ждать.

Но комнаты на самом деле не существует.

Птица, рыба или что-то среднее?

Стихотворение. Или это лимерик в форме загадки? Кто же написал его? Матильда? Нет, почерк был совсем не ее. С другой стороны, она очень изменилась после несчастного случая, так почему бы и почерку не поменяться? Это также могла быть ее подруга Эсмаральда. Возможно, это была какая-то странная игра, в которую они вместе играли. Но бумага была старой и пожелтевшей, и лежала под большим слоем пыли.

Начало стихотворения, где речь шла об отце, вполне могло относиться к нему. В течение нескольких дней этого месяца он, по сути, жил именно в подвале. Но что это за комната, которой на самом деле не существует? Имелся в виду его кабинет в подвале или что-то совсем другое?

Мысли уплыли в направлении, которое ему совсем не нравилось. Но они вышли из-под его контроля, и в конце концов у него закружилась голова, второй раз за короткое время ему пришлось опереться обо что-то, чтобы не потерять равновесие, на этот раз опорой послужила стена. Вот тогда-то он и увидел ее. В аромапопурри, как он и подозревал с самого начала.

Скрытая маленькая камера с передатчиком.

Хиллеви Стуббс уже ждала за столом для допросов, когда в комнату вошел Конни Оман и сел на стул напротив. Он не хотел с ней встречаться и просил передать, что все, что он говорил, можно прочитать в протоколе допроса. Но она достаточно хорошо знала начальника тюрьмы Фози под Мальмё, чтобы попасть на эту встречу независимо о того, хотел он того или нет.

— Привет, Конни. Меня зовут Хиллеви Стуббс, — сказала она с улыбкой и отметила для себя, что он отрастил бороду и набрал вес с тех пор, как был арестован этой весной.

— Чего ты хочешь? — Конни наклонился над столом, уперев подбородок в грудь, и начал теребить пальцами рыжие растрепанные волосы.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что ты сделал со своей женой Керстин Оман в ночь на шестое апреля этого года, — сказала она, увидев, как кусочки перхоти взлетели в воздух и приземлились на стол.

— И зачем мне это делать? — спросил Конни, продолжая массировать голову кончиками пальцев. — Я уже ответил на все вопросы.

— Но, может быть, ты сделаешь это еще раз? Я могу, по крайней мере, написать в отчете, что ты шел на контакт. Более того, если ты продолжишь хорошо себя вести, то сможешь даже освободиться немного раньше.

— Зачем мне выходить? У меня здесь есть все, что мне нужно. Тренажерный зал, тату-салон, журналы с порнухой. Даже жратва лучше, чем была у Керри. — Конни рассмеялся.

— Насколько я понимаю, скоро тебя переведут в Тидахольм, там первый класс безопасности, и я могу гарантировать, что там совсем не так весело.

Конни ничего не сказал, он начал собирать перхоть, чтобы сделать из нее небольшую кучку на столе.

— Ты изнасиловал свою жену в ту ночь? — продолжила она.

— Похоже, что так.

— Почему ты это сделал?

— В смысле «почему»? — Конни смочил кончик указательного пальца языком. — Что это за дебильный вопрос? — После этого он прижал указательный палец к кучке перхоти, а потом засунул ее в рот.

— Ты злился на нее? Или случилось что-то необычное?

— Насколько я помню, нет. Я был пьян и вообще в плохом настроении. Довольно страшная комбинация, как по мне.

— Могу ли я истолковать это так, что ты изнасиловал ее не в первый раз?

Конни расхохотался и кивнул.

— Да, можешь.

— Но это был первый раз, когда ты изнасиловал жену, и это привело к ее смерти. Почему?

Конни пожал плечами и начал чистить ногти.

— Большего она не заслуживала. Или, может быть, я просто был в очень плохом настроении.

— Более того, ты избил и мучил ее. Было ли это тоже чем-то привычным для тебя?

— Держу пари, ты одна из этих идиоток-феминисток, — сказал он и впервые посмотрел на нее. — Одна из тех, кто готов отлизать, как только у нее появляется шанс.

— Я была бы признательна, если бы ты продолжал отвечать на мои вопросы.

— Если сначала ты ответишь на мой.

— Да, я лесбиянка.

— Значит, не видать тебе моего дружка, — он улыбнулся ей и начал собирать грязь с ногтей в небольшую кучку.

— Твоя очередь, — сказала она, не меняя выражения лица.

Конни вздохнул.