— Лучше наградить только мать, — поделился Гиштап. — У Юры плохие отношения были с отцом. Он постоянно напивался и колотил домочадцев. Если Факел и стал героем, то не благодаря его воспитанию, а вопреки.

— Я услышал вас, полковник, — предельно серьезно кивнул глава государства и тут же внес какие-то пометки в лежащий перед ним ежедневник. — Передам это в свою администрацию, пусть отработают. И все-таки, возвращаясь к моему вопросу, в чем вы нуждаетесь?

— В людях, товарищ главнокомандующий, — прямо взглянул на президента Гиштап. — В подготовленных бойцах, которых у меня с каждым днем остается все меньше.

— К сожалению, мы и так делаем все возможное, чтобы укомплектовать подразделения ГУБИ. Но находится не так много желающих служить на благо страны. Гораздо больше инфестатов предпочитают скрывать свои способности, а то и вовсе применять их во зло.

— В таком случае, спасибо. У нас все есть, — поджал тонкие старческие губы офицер.

— Хорошо, мне было важно это услышать именно от вас, а не прочитать в отчете, — кивнул национальный лидер. — Что-нибудь еще хотите мне сказать или спросить?

— Никак нет.

— Что ж, значит, благодарю вас за беседу, полковник. Вы можете быть свободны.

Когда пожилой служащий покинул кабинет, генерал-майор развернулся к главнокомандующему.

— Приношу извинения за своего подчиненного, — повинился он. — Я обязательно поговорю с ним…

— Я прошу вас, Константин Константинович, не делать этого, — с нажимом произнес президент. — Это ведь тот самый полковник, о котором вы мне докладывали?

— Да, это он.

— В таком случае, мне понятна его реакция. Теперь я и сам вижу, что он выстраивает со своими подчиненными прочные эмоциональные связи. Возможно, именно благодаря ему московская инквизиция работает эффективнее остальных региональных управлений. Совсем неудивительно, что Гиштап так остро переживает потерю выдающегося офицера из своего подразделения, и отчитывать его за это не нужно. Я и сам, признаться, расстроился, когда узнал, что Факел погиб. Но поделать мы ничего уже не можем.

— Вообще-то, в ваших силах сократить количество будущих потерь, товарищ главнокомандующий, — осторожно предложил генерал.

— Вы опять за старое?! — недовольно нахмурился глава государства. — Возобновление работы над «Нисхождением» невозможно на данном этапе, мы уже с вами это обсуждали! Нам потребуется гораздо больше времени…

— Конечно, — неожиданно спокойно кивнул собеседник. — Давайте дождемся, когда американцы первыми сотворят химеру. Упырей они уже производят в промышленных масштабах. Ну, вы и сами это поняли по последнему нападению…

— Дьявол с вами, генерал! — раздраженно захлопнул ежедневник национальный лидер. — Созываем экстренное заседание совета безопасности! Будем искать наименее болезненный путь…

* * *

Меня уносила в неведомые дали чернильная пустота, укачивая на своих аспидных волнах. Холодная, как дыхание Антарктики, и жуткая, словно вечное небытие, она цепко держала угодившего в ее лапы пленника. Как бы я не силился, у меня не получалось пошевелить даже глазным яблоком или веком. Я не чувствовал ни единой мышцы в своем теле. Невольно приходилось задаваться пугающим вопросом: «А осталось ли оно вообще у меня?»

Неужели тьма и вечное ничто это и есть смерть инфестата? Ох, не хотелось бы провести в таком состоянии отмеренные мне года. А, впрочем, а какой у меня выбор? Ныне мой резерв оказался вычерпан практически до самого дна, хотя и не пустовал абсолютно. Но его текущий объем был столь ничтожно мал, что проклятый дар словно бы ушел в подобие глубокого анабиоза. Видимо, не хотел помереть вместе с носителем, израсходовав оставшиеся у него крохи некроэфира.

Да уж, пребывание в огненной ловушке, устроенной мной же, оказалось на редкость дерьмовой херней! Драные упыри все-таки расковыряли мой ИК-Б, а в проделанные ими щели затекло достаточно много полыхающей начинки «Зноя». Ощущения я при этом испытал такие, будто электрическим током хреначат в пульсирующий от боли воспаленный зуб. Только при всем этом, зубом был я. Ух, даже вспоминать тяжко. Такую пытку не пожелал бы и врагу. Впрочем, с оговоркой. В принципе, те ублюдки, что руководили упырями, вполне заслуживают подобной участи…

И не успел я толком пофантазировать, как нахожу и поджариваю каждую мразь, замешанную в том проклятом нападении, как из глубины непроглядной тьмы донеслись какие-то посторонние звуки. Они вторглись в мои мысли, вынуждая до боли напрягать слух. Металлический лязг, поскрипывания и чей-то приглушенный бубнеж. Так-так! Что-то новенькое! И обнадеживающее! Я уж боялся, что тишина и безмолвие останутся единственными моими собеседниками…

— Этот? — с трудом я разобрал чей-то грубый голос.

— Ага, давай, перекладывай на каталку.

Ого! Так я что, в больнице?! Может, я еще живой?! Блин, как же это здорово! Значит, не все потеряно!

— Охренеть, кабан, — просипел невидимый медик. — Уф… чуть пупок не развязался!

— Ну а ты как хотел? Это ж инквизиция! Я слышал, что их генетически модифицируют еще в утробе, чтоб выращивать универсальных солдат.

— Да че за брехня?! — возмутился его товарищ. — Шестнадцать лет назад в них даже потребности не было! Когда б он такой здоровый вымахать успел?

— Брехня не брехня, а люди говорят…

— Говорят, что кур доят! Сплетни тупые собираешь, как бабка у подъезда. Фантастики поменьше читай.

— Ой, да ну тебя! — обиженно фыркнула темнота. — Подержи его лучше.

Не ощущая абсолютно ничего, я слышал только шорох ткани и приглушенные переговоры двух медиков. Хотя насчет их профессии у меня почему-то поселились некоторые сомнения. И при том весьма нехорошие…

— Готово! — пробасил один из парочки. — А неплохо над ним танатопрактик поработал, да?

— Ага, заштукатурил отменно, от живого не отличить! Кстати, я ж раньше тоже хотел выучиться. Но как узнал, что пять дней курсов почти сотку стоят, быстро передумал. А там ведь еще набор косметики специальной закупать надо. Это еще во столько же влетает.

— Ну и зря! Всяко веселее, чем просто трупы пилить и таскать. Клиенты все те же, а зарплата выше. Быстро бы вложения отбил.

Эй-эй, какой еще, нахрен, танатопрактик?! Это же тот, который лица покойникам рисует?! Они что, меня хоронить собрались?! Сука! Надо как-то обозначить, что я еще живой!

— Выйдешь к родственникам? — снова зазвучал один из голосов.

— Я в прошлый раз выходил, давай теперь ты.

— Ну ладно, подкатишь ко мне еще, сачок…

Откуда-то снизу раздалось противное визгливое поскрипывание, и я, судя по всему, поехал в неизвестном направлении. Ну, зашибись! Следующая остановка: «могила».

Я напрягался изо всех сил, стараясь открыть глаза. Надо мной проплывали тени и расплывчатые пятна света, которые я идентифицировал как окна или лампы. Но свинцово-тяжелые веки никак не желали подниматься. Проклятые ресницы даже не дрогнули…