— Питер. Ты слышал новости?

— Какие новости?

— Русские в сорока милях от Берлина. Янки высадились на Иводзиме и Корре-Хидоре.

Питер Марлоу похолодел. Бог мой, так быстро?

— Сплетни, Эварт. Дурацкая чепуха.

— Нет, не глупость, Питер. В лагере новый приемник. Это правда. Не сплетни. Правда. Здорово! О, Господи, самое главное я забыл. Янки освободили Манилу. Теперь недолго осталось ждать.

— Я поверю в это, когда увижу собственными глазами.

«Может быть, нам стоило рассказать об этом только Смедли-Тейлору и никому больше, — думал Питер Марлоу, лежа на койке. — Если знает Эварт, секрета не скроешь».

Он нервно прислушивался к шуму лагеря. Можно было почти наверняка определить, что в Чанги растет возбуждение. Лагерь знал — опять есть связь с остальным миром.

Иошима потел от страха, стоя навытяжку перед разгневанным генералом.

— Ты, тупица, ленивый, дурак, — говорил генерал.

Иошима приготовился к удару, и он последовал в виде сильной пощечины.

— Ты найдешь это радио или будешь разжалован в рядовые. Твой перевод отменен. Свободен!

Иошима четко отдал честь. Его поклон был олицетворением покорности. Он покинул генеральский кабинет, радуясь, что так легко отделался. Черт бы драл этих несносных пленных!

В казарме он выстроил в шеренгу своих подчиненных и набросился на них с руганью, раздавая пощечины до тех пор, пока не заболела рука. Сержанты, в свою очередь, лупили капралов, те били рядовых, а рядовые били корейцев. Приказы были четкими: «Достать это радио, а не то…»

Но в течение пяти дней ничего не произошло. Потом тюремщики набросились на лагерь и просто растащили его по частям. Но ничего не нашли. Предателю в лагере не было пока известно о местонахождении приемника. Ничего не произошло, если не считать того, что обещание вернуть лагерю обычные нормы довольствия, было отменено. Лагерь приготовился к ожиданию на долгие дни, которые казались еще длиннее из-за недостатка еды. Но они знали — по крайней мере новости. Не слухи, а новости. А новости были очень хорошими. Война в Европе подходила к концу.

Но даже это не отвело от пленных тень похоронного покрова. Запасы еды были у немногих. Но хорошие новости — это ловушка. Если война в Европе кончится, на Тихий океан прибудут новые войска. В конечном счете будет совершена высадка на территорию Японии. А такая высадка приведет тюремщиков в бешенство. Все понимали — у Чанги может быть только один конец.

Питер Марлоу шел к курятникам, его фляга болталась у бедра. Мак, Ларкин и он решили, что безопаснее носить фляги с собой. На случай внезапного обыска.

Он был в хорошем настроении. Хотя заработанные деньги давно вышли, Кинг дал ему еды и табака в счет будущих заработков. «Господи, какой человек, — думал Питер Марлоу. — Если бы не он. Мак, Ларкин и я голодали бы так же, как и все остальные в Чанги».

День выдался прохладный. Дождь, прошедший накануне, прибил пыль. Подходило время завтрака. Приближаясь к курятникам, он прибавил шагу. Может быть, сегодня будут яйца. Потом остановился, ошеломленный.

Около клетки, которая принадлежала группе Питера Марлоу, собралась небольшая толпа, сердитая, гневная толпа. К своему удивлению, он заметил в ней Грея. Перед Греем стоял полковник Фостер, голый, если не считать грязной набедренной повязки. Он подпрыгивал, как маньяк, несвязно выкрикивая ругательства в адрес Джонни Хокинса, который прижимал к груди свою собаку, защищая ее от полковника.

— Привет, Макс, — сказал Питер Марлоу, подойдя к курятнику Кинга. — В чем дело?

— Привет, Пит, — легкомысленно ответил Макс, перекладывая грабли из руки в руку. Он заметил бессознательную реакцию Питера Марлоу на обращение «Пит». Офицеры! Ты пытаешься считать офицера обычным парнем, называешь его по имени, а его это бесит. Черт с ними!

— Да, Пит. — Он повторил «Пит» просто для того, чтобы насолить. — Вся заваруха началась час назад. Кажется, собака Хокинса забралась в курятник греков и убила одну курицу.

— Не может быть!

— Они принесут ему его голову, это уж точно.

Фостер визжал.

— Я хочу взамен другую курицу и возмещение убытков. Эта тварь убила одного из моих детей, я хочу, чтобы было предъявлено обвинение в убийстве.

— Но, полковник, — сказал Грей, теряя терпение, — это была курица, а не ребенок. Вы не можете предъявлять…

— Мои куры, это мои дети, идиот! Курица, ребенок, какая разница? Хокинс грязный убийца. Убийца, вы слышите?

— Послушайте, полковник, — сердито сказал Грей. — Хокинс не может дать вам другую курицу. Он приносит извинения. Собака сорвалась с привязи…

— Я требую разбора в трибунале. Хокинс убийца и его тварь тоже убийца. — На губах полковника Фостера показалась пена. — Эта проклятая тварь убила мою курицу и съела ее. Она съела ее, и от моего ребенка остались только перья.

Усиливая сумятицу, он вдруг с воплем бросился на Хокинса, пытаясь вырвать собаку из рук хозяина.

— Я убью и тебя, и твою проклятую тварь.

Хокинс увернулся от Фостера и оттолкнул его. Полковник упал на землю, а Ровер испуганно заскулил.

— Я сказал, что виноват, — задыхаясь, выдавил Хокинс. — Будь у меня деньги, я с радостью отдал бы вам две, десять кур, но я не могу! Грей… — Хокинс в отчаянии повернулся к нему — …ради Бога сделайте что-нибудь!

— Что, черт возьми, я могу сделать? — Грей устал, был зол и его мучила дизентерия. — Вы же знаете, я ничего не могу сделать. Мне придется доложить об этом. Но вам лучше избавиться от этой собаки.

— Что вы имеете в виду?

— Боже правый, — обрушился на него Грей, — я хочу сказать, чтобы вы избавились от нее. Убейте ее. А если не можете сами, найдите кого-нибудь, кто сделает это за вас. Но, Бога ради, к вечеру в лагере ее не должно быть.

— Это моя собака. Вы не можете приказывать…

— Черта с два, могу! — Грей пытался справиться с судорогами в животе. Ему нравился Хокинс, всегда нравился, но сейчас это ничего не значило. — Вы знаете правила. Вас предупреждали о том, чтобы вы держали ее на поводке и не пускали в это место. Ровер убил и съел курицу. Есть свидетели, которые видели это.

Полковник Фостер поднялся с земли, глаза его были темными и круглыми.

— Я убью ее, — шипел он. — Эту собаку убью я. Око за око.

Грей перегородил дорогу Фостеру, который приготовился к следующему нападению.

— Полковник Фостер. Я подам об этом рапорт. Капитану Хокинсу приказано убить собаку…

Фостер, казалось, не слышал Грея.

— Мне нужна эта тварь. Я убью ее. Так же, как она убила мою курицу. Собака моя. Я убью ее. — Он начал потихоньку продвигаться вперед, изо рта у него текли слюни. — Так же, как она убила моего ребенка.