Радость выплеснулась наружу. Он сиял.

— Будь прокляты вы и ваша английская игра в скрытность. — Ларкин старался говорить сердито, но и его лицо просветлело. — Где вы достали это, приятель?

Питер Марлоу пожал плечами.

— Глупый вопрос. Простите, Питер, — извинился Ларкин.

Питер Марлоу знал, что его никогда не спросят об этом снова. Гораздо надежнее, если они не будут знать про деревню.

Над лагерем стояли сумерки.

Ларкин караулил. Питер Марлоу караулил. Под противомоскитной сеткой Мак присоединил конденсатор. Потом, сгорая от нетерпения и прочитав про себя молитву, он воткнул провод в сеть. Обливаясь потом, надел единственный наушник.

Мучительное ожидание. Под сеткой нечем дышать, бетонные полы и стены накопили за день тепло. Рассержено жужжал москит. Мак чертыхнулся, но не сделал попытки найти и убить насекомое, — в наушнике послышалось потрескивание.

Напряженные пальцы, мокрые от пота, скользили по отвертке. Он вытер их. Нашел настроечный винт и начал поворачивать его осторожно, ох как осторожно. Статические разряды. Только статические разряды. Потом он услышал музыку. Играл оркестр Гленна Миллера.

Музыка прекратилась, и диктор сказал:

— Говорит Калькутта. Мы продолжаем концерт Гленна Миллера записью его мелодии «Серенада солнечной долины».

Через дверной проем Мак видел Ларкина, сидящего на корточках в тени, а за ним людей, бредущих по проходу между рядами бетонных бараков. Ему хотелось выскочить и заорать: «Парни, хотите немного погодя послушать новости? Я поймал Калькутту».

Мак послушал еще минуту, потом разобрал приемник, аккуратно положил фляги в их серо-зеленые войлочные чехлы и оставил валяться на койках. В десять будут передавать новости из Калькутты, поэтому, чтобы сэкономить время. Мак спрятал провод и наушник под матрас, вместо того чтобы уложить их в третью флягу.

Он так долго сидел скрючившись под сеткой, что, когда встал, у него сильно хрустнуло в спине. Он застонал. Ларкин оглянулся, не покидая своего поста.

— В чем дело, приятель? Не можете заснуть?

— Нет, приятель, — Мак вышел и сел на корточках рядом с ним.

— Не стоит вам так напрягаться в первый день после госпиталя.

Ларкину не нужно было объяснять, что радио работает.

Глаза Мака горели от возбуждения. Ларкин шутливо толкнул его.

— С вами все в порядке, старина?

— Где Питер? — спросил Мак, зная, что тот караулит около душевых.

— Вон там. Тупица, расселся. Посмотрите на него.

— Эй, 'Mahlu sana! — крикнул Мак.

Питер Марлоу уже понял, что все в порядке, встал, подошел к бараку и ответил:

— 'Mahlu senderis, — ему тоже не нужно было ничего объяснять.

— Как насчет партии в бридж? — спросил Мак.

— Кто будет четвертым?

— Эй, Гэвин, — крикнул Ларкин. — Хотите быть четвертым?

Майор Гэвин Росс сполз со складного стула. Опершись на костыль, он доковылял к ним от соседнего барака, обрадовавшись приглашению. Ночи всегда такие тяжелые. Никому ненужный паралитик. Когда-то мужчина, а сейчас ничто. Бесполезные ноги. Прикован на всю оставшуюся жизнь к креслу на колесах.

Он был ранен в голову крошечным осколком шрапнели прямо перед капитуляцией Сингапура.

— Не о чем беспокоиться, — твердили ему доктора. — Мы сможем вынуть его, как только доставим вас в госпиталь с необходимым оборудованием. У нас полно времени.

Но до сих пор не было госпиталя с необходимым оборудованием, а время утекало.

— Рад, что позвали, — сказал он вымученно, усаживаясь на цементный пол. Мак нашел подушку и передал ему.

— Возьмите, старина!

Он быстро устроился. Питер Марлоу тем временем доставал карты, а Ларкин освобождал место. Гэвин поднял левую ногу и убрал ее, чтобы она не мешала, отсоединив для этого проволочную пружину, соединявшую носок его ботинка с повязкой на ноге, сразу под коленом. Потом отодвинул другую ногу, тоже парализованную, и, сидя на подушке, откинулся к стене.

— Так лучше, — заключил Гэвин, быстрым нервным движением поглаживая свои усы в стиле кайзера Вильгельма.

— Как ваши головные боли? — машинально спросил Ларкин.

— Ничего, старина, — также машинально ответил Гэвин. — Вы мой партнер?

— Нет. Вы можете играть с Питером.

— Господи, этот парень всегда бьет козырем моего туза.

— Это было только один раз, — рассмеялся Питер Марлоу.

— Один раз за вечер, — подтвердил Мак, начиная сдавать.

— 'Mahlu.

— Две пики, — объявил Ларкин торжественно. И начался яростный торг.

Позже этим же вечером Ларкин стукнул в дверь одного из бараков.

— Да? — спросил Смедли-Тейлор, всматриваясь в темноту.

— Простите за беспокойство, сэр.

— А, здравствуйте, Ларкин. Что-нибудь случилось?

Всегда неприятности. С трудом вставая с койки, он недоумевал, что принесло австралийца в этот час.

— Нет, сэр. — Ларкин убедился, что никто не может их слышать. Его слова были тихими и обдуманными. — Русские в сорока милях от Берлина. Манила освобождена. Янки высадились на Корре-Хидоре и на Иводзиме.

— Вы уверены в этом, приятель?

— Да, сэр.

— Кто… — Полковник Смедли-Тейлор запнулся. — Нет. Я не хочу ничего знать. Сядьте, полковник, — сказал он тихо. — Вы абсолютно уверены?

— Да, сэр.

— Могу сказать только одно, полковник, — старик говорил невыразительно и мрачно, — я ничем не смогу помочь тому, кого поймают с…, кого поймают. — Он даже не хотел произносить слово «приемник». — Я ничего не хочу знать об этом. — Теперь улыбка пробежала по его твердому лицу, смягчив его. — Я только прошу охранять его ценой своей жизни и немедленно сообщать мне все, что вы услышите.

— Слушаюсь, сэр. Мы предполагаем…

— Я ничего не хочу слышать. Только новости. — Смедли-Тейлор дотронулся до его плеча. — Извините.

— Так надежнее, сэр. — Ларкин был рад, что полковник не хочет выслушивать их план. Они решили, что будут сообщать новости только нескольким лицам. Ларкин расскажет Смедли-Тейлору и Гэвину Россу. Мак передаст их майору Тули и лейтенанту Босли — своим личным друзьям, а Питер расскажет их Кингу и отцу Доновану, капеллану католиков, а те передадут их двум следующим людям, которым они доверяют, и так далее. «Хороший план, — думал Ларкин. — Прав был Питер, когда не захотел сказать, где он достал конденсатор. Славный он парень, этот Питер».

Чуть позже, этим же вечером, когда Питер Марлоу вернулся в свою хижину, повидавшись с Кингом, Эварт не спал. Он высунул голову из-под сетки и возбужденно прошептал: