Сообщать что-либо о своей работе заключенный не имел права. Впрочем, Береговский и не называет так подённый изнурительный труд. Слово «работа» у него относится в первую очередь к занятиям близких, как профессиональным, так и творческим, о которых он расспрашивал с настойчивым интересом, стараясь давать советы[641].

Применительно к себе Моисей Яковлевич чаще всего пишет о работе с хором, причем она составляет предмет гордости[642]. Именно за эту деятельность Береговский дважды получал поощрение — разрешение на внеочередное письмо. Нам неизвестно, была ли это сформированная культбригада, куда собирали попавших в лагерь профессионалов, или руководство самодеятельными коллективами (члены «профессионального» коллектива не освобождались от тяжелых лагерных работ, но все-таки получали некоторые послабления).

Возможно, сперва Моисей Яковлевич попал в более комфортные с этой точки зрения условия. Дальнейшие же «места работы» были самодеятельными: с каждым переездом, в очередном лагерном пункте, ему приходилось начинать все сначала. По-видимому, от места к месту менялся социальный состав заключенных. Поначалу среда была достаточно творческой: только что собранный коллектив смог интенсивно выступать. «Мне приятно сообщить вам, что хор сделал большие успехи. До сих пор мы дали 26 концертов (6 программ). У нас готова новая программа, с которой выступим в майские дни»[643], — делился новостями с близкими Моисей Яковлевич.

«У него в хоре пели первая скрипка оркестра Большого театра, литовские музыканты», — записал в дневнике В. С. Баевский[644]. Воодушевленный успехом, Береговский попросил родных прислать ему одежду для выступлений: «галстук и одну верхнюю рубаху (цветную)»[645], а также летние брюки. По-видимому, для тех же целей ему были нужны «гуталин и 2 пары черных шнурков»[646]. (Ношение гражданской одежды на зоне было запрещено[647], и само разрешение — пусть ненадолго — переодеваться в цивильное платье тоже было поощрением и свидетельствовало о статусе коллектива.)

В том же письме есть еще необычная просьба: прислать пять струн «ми» для скрипки. Возможно ли, чтобы в лагере были в наличии пять столь хрупких и требовательных к уходу инструментов — и что у всех недоставало лишь верхних струн? В то же время играть одноголосную мелодию скрипач способен и на одной струне. Тогда речь идет об изготовлении монохордов (при этом могли использоваться как подсобные материалы, так и корпусы фабричных инструментов). В этом случае просьба о струнах выступает еще одним подтверждением планов создания культ-бригады. Береговский просит не жильные, а стальные струны: они долговечнее, лучше держат настройку, звучат ярче. Менее вероятным (в контексте письма — рядом с просьбой о галстуке, шнурках, гуталине) является вариант, при котором струны требовались для каких-либо бытовых нужд (например, как замена ножей).

По-видимому, формирование культбригады не было доведено до конца. Во всех дальнейших письмах Береговский настойчиво просил не присылать ему носильных вещей, мотивируя тем, что у него все есть. Очевидно, ему больше не приходилось переодеваться в «концертную» одежду. Однако почти каждый раз в письме содержалась просьба, связанная с работой. Ему были нужны камертон, нотные тетради, карандаш, резинка, а главное — ноты.

Безусловно, Береговский, опытный фольклорист, знал наизусть немалое количество песен и мог разучивать их с самодеятельным хором. Но уровень первого собранного им коллектива позволял обращаться и к классике. Он просил дочку разыскать и переписать ему три хора[648]. Выбор сочинений показателен. Два первых хора передают настроения, созвучные переживаниям заключенных.

«Хор поселян» из четвертого действия оперы А. П. Бородина «Князь Игорь» начинается словами «Ох, не буйный ветер завывал, Горе навевал <…> Что не черен ворон налетал. Беду накликал»[649]. Это достаточно сложная партитура (для смешанного состава), для исполнения которой нужен опыт. Береговский был уверен, что собранному им хору она по силам, что свидетельствовало о наличии в составе музыкантов хорошего уровня.

«Ноченька» — хор из последней картины первого действия оперы А. Г. Рубинштейна «Демон». Небольшой сумрачный по колориту мужской хор начинается и заканчивается словами «Ноченька темная, скоро пройдет она, завтра же с зоренькой в путь нам опять». Ее поют вынужденные заночевать спутники князя Синодала, не знающие, что завтра их караван будет разграблен, а многие из них убиты.

В противоположность двум первым сочинениям, «Серенада 4-х кавалеров одной даме» А. П. Бородина для мужского вокального квартета без сопровождения[650] — шуточное сочинение, бисовка, юмористический эффект которой мог быть усилен хоровым исполнением:

…Любовью сгорая, мы все вчетвером

Так долго, ах, долго стоим под окном.

Стоим мы, стоим мы, стоим и поем.

Скорей отворите… не то — мы уйдем…

Пустите, пустите, пустите вы нас:

Все четверо, четверо любим мы вас.

«Серенада…» написана для голосов без сопровождения, но во вступлении и между куплетами певцы имитируют гитарный аккомпанемент. Береговский, не совсем уверенный в авторстве Бородина, пояснял, как найти это сочинение: «начинается она так: „Дрень-дрени-дрени, дрень-дрень-дрень“»[651].

Ноты купить не удалось, а Моисей Яковлевич настойчиво повторял, что нуждается в них, и Эда Моисеевна переписала эти сочинения для отца. Девушка окончила первый курс музыкального училища, где училась параллельно с университетом (после ареста отца училище пришлось бросить), однако исполнение просьбы являлось своего рода подвижничеством. Для выполнения этой кропотливой работы недостаточно владения нотной грамотой: переписка партитуры в чем-то приближается к искусству чертежника, поскольку ее элементы (ноты, паузы, тактовые черты, а также многочисленные штрихи и вербальный текст), расположенные на разных нотных строчках, должны быть строго согласованы между собой по горизонтали и вертикали. Несмотря на небольшие объемы названных произведений, копирование каждого из них могло занять от нескольких часов до нескольких дней.

Кроме этих трех хоров Моисей Яковлевич просил присылать сборники народных и советских песен. Береговскому не всегда удавалось адекватно оценить возможности очередного коллектива. Так, поначалу очень понравившаяся ему хрестоматия[652] впоследствии оказалась сложной: «Из Хрестоматии, которую вы мне прислали, я мог использовать только лишь 2–3 песни»[653]. Его интересовали уже готовые обработки, но он и сам был настроен аранжировать сочинения или расписывать их для мужского хора (вместо смешанного). По-видимому, вскоре Береговский понял, что его прежнего опыта недостаточно[654]. Ему понадобился учебник по гармонии, называвшийся в профессиональной среде «бригадным»[655], или же — вместо него — «Практический учебник гармонии» Н. А. Римского-Корсакова[656]. Возможно, тогда же Береговский принял решение восполнить и другие пробелы в своем образовании и просил родных выслать книги по истории русской и зарубежной музыки. Одновременно Моисей Яковлевич старался ограничивать вес посылок, не заставлять близких отправлять ноты, которые могут оказаться невостребованными: при каждой