– А у тебя там – тоже все? – с кривой улыбкой вдруг спросил Саша.

Лара прекрасно поняла его вопрос. Саша спрашивал о Феликсе.

– Да. Тебе о нем тоже Екатерина Петровна рассказала?

– Ага… Ну и сволочь же! Это же надо… – Саша заскрежетал зубами. – Я его хотел найти, но где он сейчас…

Ларе стало не по себе. Столько ненависти было в голосе мужа…

– Не надо никого искать! – нетерпеливо перебила она. – Бог его накажет.

– Да, жди…

– Саша! Перестань.

Он вздрогнул, замолчал.

Очередной порыв ветра сорвал с березы листья, понес их над больничным садом…

* * *

Александр потом часто вспоминал этот день – как он впервые увидел Лару после долгого перерыва.

Она выглядела ужасно. Похудела, побледнела, под глазами синяки, голова в бинтах. Халат этот страшный… Всю их совместную жизнь Саша требовал от жены, чтобы она выглядела соблазнительно и пикантно. Смотрелась лощеной и роскошной… Но тут!

Перед ним была какая-то несчастная замухрышка, побитая жизнью, в убогой больничной одежде. Антисексуально, антиэстетично!

Но, господи, как же он ее любил… Как хотел обнять, взять на руки, укутать, стереть с ее лица поцелуями эту бледность, сказать что-нибудь нежное, доброе – чтобы ее глаза вновь вспыхнули жизнью… Александр хотел это сделать, он с самого начала, отправляясь в эту подмосковную больницу, собирался примириться с Ларой и вдруг – не смог.

Потому что перед ним тогда стояла совершенно незнакомая женщина. Лара – и не Лара… Другая.

Лара, которая любила детей. Вернее, этого мальчика, появившегося в ее жизни невесть откуда. Лара, которая могла легко общаться с посторонними людьми, вызывать у этих самых людей любовь, приязнь, сочувствие (взять ту толстую старуху, как ее там… Екатерину Петровну!). Лара, которая, оказывается, была самоотверженной и бескорыстной. Бесстрашной. Прекрасной! Такой прекрасной, что ее не могли испортить ни уродливый халат, ни повязка на голове, ни отсутствие макияжа…

Александр, встретившись с женой, оказался поражен, растроган и смущен. Единственное, что мог выдавить из себя: «Лара, прости меня! Лара, давай начнем все сначала!» Банальщина, пошлость. Как дурак, ей-богу…

Лара смотрела на него спокойно, сочувствовала, конечно, но это ее сочувствие было дружеским, сестринским каким-то, что ли. Наверное, она больше не любила его.

Все прошло. Все кончилось. Нельзя в одну реку войти дважды, сказала она. Они теперь только добрые знакомые. Брат и сестра. Люди, которых связывал только чужой ребенок, – ведь именно ради Вани она согласилась жить с мужем.

…Через несколько дней, когда Лара совсем оправилась, он отвез ее домой. Потом сам, очень быстро, оформил все документы, забрал Ивана из детского дома.

Все оказалось очень просто, гораздо проще, чем мог предположить раньше Александр.

Они стали жить втроем – но как соседи…

И тут нельзя не сказать о реакции окружающих.

Все были ошеломлены – родные, друзья, коллеги на работе, просто знакомые… Не столько тем, что Лара и Александр снова стали жить вместе, сколько тем, что приняли в дом чужого ребенка. Больше, конечно, было восхищения. К Александру подходили, трясли руку, одобряли его поступок и т. д. и т. п.

Люба, кузина, оказалась не просто восхищена, а поражена до глубины души.

Когда Александр рассказал ей, что они с женой взяли к себе Ваню, сироту, Люба вдруг принялась рыдать, причем в голос – тяжело, мучительно, безудержно… Вся ее материнская, чувствительная сущность была потрясена… Люба, до того относившаяся к Ларе добродушно-прохладно, воспылала к своей золовке такой любовью, что ее после приходилось даже сдерживать. Она рвалась помогать Ларе, завалила Ваню подарками, она взахлеб рассказывала всем встречным-поперечным, какая у нее замечательная родственница, она нетерпеливо и неистово обрывала критику в адрес Лары… Лара в один момент стала для Любы чуть ли не святой. До смешного, до нелепого ее обожание иногда доходило…

А защищала Люба Лару в основном от матерей – его и ее. Клавдия Игоревна и Елена Игоревна, как-то, собравшись вместе, принялись обсуждать Ларин поступок – зачем та вздумала брать на себя столь большую ответственность? Они были уверены, что Лара не справится с воспитанием ребенка («Наиграется в новую игрушку и бросит!»). Ах, как возмутилась тогда Люба, как она горой встала на защиту Лары… «Мам, теть Лен! Да вы не знаете совсем Лару, какая она на самом деле! А Ваньку как она любит… Она не сможет его бросить, она со всем справится! А если что – так я ей помогу…»

Некоторые из знакомых Александра тоже осторожно говорили о том, как это тяжело – воспитывать ребенка, да еще чужого…

Но почему-то Александру Ваня совершенно не был в тягость. Во-первых, он оказался славным пацаном, совершенно не вредным и не противным (а дети иногда бывают и такими), во-вторых, Александру общение с детьми в принципе давалось легко.

Его знакомые в большинстве своем относились к семье если не как к кандалам, то как к обязательной повинности… Нелегкой и довольно-таки скучной. Вот тот же Игнатьев, например – ради жены и детей был готов с себя шкуру содрать. Если бы кто их обидел – убил бы обидчика, наверное…

Но как тяжко и утомительно было Игнатьеву возиться с детьми (пока не отдали их на учебу в Англию), как невыносимо ездить всей семьей на отдых… Игнатьев не получал наслаждения, гуляя с детьми, читая им книги. С гораздо большим удовольствием Игнатьев пошел бы в пивной ресторан или на футбольный матч с приятелями… Как легко и весело Игнатьев общался с друзьями, коллегами, секретаршами, с хорошенькими кассиршами в супермаркете, как живо болтал с офисным водилой обо всяких автомобильных делах – и с каким скрипом и натугой вел диалоги с женой (которую он уважал тем не менее)…

Александр же, наоборот, с радостью и удовольствием впрягся в семейные хлопоты. Он, наверное, был из тех людей, которым чем больше дел – тем легче… Пустота сводила его с ума, пустота портила его характер. Раньше он заполнял эту пустоту работой.

Он, пока Лара приходила в себя после больницы, обустроил комнату для Вани. Потом, когда Ваня переехал к ним, гулял по выходным с мальчиком. Говорил с ним. Рисовал… Пожалуй, это их сблизило больше всего – рисование. У мальчишки обнаружились способности и, главное, желание… Александр настоял на том, что ребенка надо отдать в художественную школу, потом с интересом следил за его успехами. Давал советы.

Несколько раз они втроем (он, мальчик и Лара) ездили в кино, на модное нынче 3-дэ или как его там… Как ни странно, детские фильмы были очень даже ничего, вполне смотрибельны. Со стороны их троица, наверное, выглядела как обычная, дружная семья – папа, мама, сын.

Так что какие тяготы? Какие мучения?

Воевать с Ваней не приходилось – он так радовался, когда с ним общались… Почему в кино, в книгах все время показывают детей, у которых проблемы с родителями, которые протестуют и бунтуют? Возможно, Ваня начнет бунтовать позже, а теперь у него другая проблема – слишком послушный, слишком зашуганный. Вот с этим боролся Александр, внушая мальчику, что тот – свободен, что тот не обязан слушать всякого… надо отстаивать иногда свое мнение!