Утром 21 сентября 1854 г. Раглан собирался последовать первоначальному плану и как можно скорее атаковать Севастополь с севера (см. карту 6). Однако, по мнению Вудхэм-Смит, «французы сомневались… укрепления могли оказаться слишком мощными»[438]. Эта точка зрения основана на выводах Кинглейка, который возлагал вину за неспособность союзников придерживаться первоначального плана на несчастного Сент-Арно. Он рассказывает, что французский главнокомандующий отказался от дальнейшего наступления с поля боя на Альме, потому что его войска нуждались в отдыхе и перегруппировке; кроме того, он опасался, что русские займут оборону на реке Бельбек, и тогда французы «понесут потери, которые они не могут себе позволить»[439]. Эта британская версия предполагает, что умирающий французский главнокомандующий стал излишне осторожным, в сущности, возлагая на него вину за неспособность взять Севастополь с марша. Более того, такая интерпретация замалчивает тот факт, что именно нетерпеливый Сент-Арно заставил британцев покинуть пляжи Каламитского залива и быстро выдвинуться в сторону Севастополя, на чем он должен был настоять и после Альмы[440]. Более того, именно Сент-Арно предложил смелый план маневра, чтобы разбить русских на Альме, который Раглан разрушил характерной для него беспечностью и даже нерешительностью. Опытный солдат, Раглан никогда не командовал подразделением, не говоря уже об армии, в бою. Британский главнокомандующий сомневался в разумности атаки Севастополя с севера. Кинглейк полагает, что на Раглана повлиял рассказ Олифанта о плохом состоянии оборонительных сооружений на юге[441]. В таком случае часть ответственности за изменение плана лежит и на Раглане.

Отсутствие точных и своевременных разведданных привело к тому, что командующие союзников чрезмерно полагались на сомнительные сообщения (вероятно, от информаторов из числа татар), что северный берег защищен лучше южного[442]. Удивительно, но нам не известно о рекогносцировке, которая была проведена для подтверждения этих фактов. Тем временем 21 сентября Тотлебен и его разношерстная команда из солдат, моряков и горожан упорно трудилась над усилением обороны Севастополя. На решение союзников не атаковать Севастополь с севера повлияли — а возможно, и определили его — рекомендации Бергойна и Раглану, и Сент-Арно. У последнего могли быть сомнения, но в целом вину не следует перекладывать на французов. Автор последующего «флангового марша» на Балаклаву был уважаемым и опытным инженером, фактически стратегическим советником Раглана. Принятие этого плана означало отказ от решительного удара и переход к планомерной осаде[443]. Роль Бергойна здесь трудно переоценить; точно так же последствия изменения плана серьезно повлияли на всю кампанию, втянув союзников в жестокую, кровавую и длительную битву за Севастополь. После окончания войны Бергойн подвергся критике за этот совет. Кинглейк, признавая долгую и достойную службу Бергойна в армии, заявлял, что «он, вероятно, был склонен совершать ошибки под воздействием неоспоримости собственных аргументов». Хотя замечание Кинглейка, что «суждение человека, глубоко разбирающегося в осадах крепостей, естественно, должно быть в той или иной мере искажено его профессией», вряд ли можно назвать справедливым[444].

Как бы мы ни относились к критическим замечаниям Кинглейка, рассуждения Бергойна следует проанализировать подробно, поскольку они отражают оперативную логику и стратегическую слабость, продемонстрированные союзниками во всей кампании. В меморандуме, составленном утром 21 сентября 1854 г. в лагере на Альме, он привел пять причин в пользу того, чтобы атаковать Севастополь с юга, но не брать Северный форт, а также одно предложение относительно возможного плана действий[445]. Во-первых, следуя сложившимся представлениям, он предположил, что укрепления на юге слабее, и «вероятно, будут быстро преодолены»; во-вторых, «при наступлении с севера», прибавил он, «нашу атаку, скорее всего, будут ждать с той стороны». В-третьих, даже если северная часть города будет захвачена, «что позволит обстреливать порт, доки и т. д., это не обеспечит занятие важных укреплений без второй операции, которая по-прежнему может потребовать обхода с юга». Четвертый аргумент Бергойна в пользу предлагаемого маневра заключался в необходимости захвата местности «между морем в Балаклаве и вдоль долины Черной речки». Этот пункт был связан с последним и самым серьезным доводом — «коммуникацией с флотом, который фактически является основой операций». Эта связь будет наиболее эффективной после захвата «маленькой гавани Балаклавы и заливов у мыса Херсонес, а не открытого берега на севере». Касательно риска «что коммуникации армии будут перерезаны» Бергойн заявлял, что «идея заключается в том, чтобы оставить коммуникации на севере и установить новые для снабжения на юге, которые будут передвинуты для этой цели»[446].