— Дача, на которой находился Залесский в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое декабря, взорвана. Он погиб. Так что лгал нам охранник, лгал.

Павел Давыдович откинулся на спинку сиденья, прикрыл веки, под которыми копились горячие слезы. Погиб Залесский, а Урбас почему-то подумал о сестре Рите…

* * *

Наиболее цивильное место — баня: есть кресла, пара небольших диванов, лавки, столы и даже коврики а ля рюс. Здесь и расположились заложники. Иван достал из холодильника бутылку водки, коньяк, закуски в пластиковой коробке, потряс ими в воздухе и, поставив на стол, пошутил:

— Все включено!

— Чему ты радуешься? — мрачно проворчала Юля.

— Что не пристрелили меня, — сказал Иван, оптимистично настроенный в отличие от жены. — Это чертовски приятно. Мужики, прошу к столу.

Остальные узники бани не разделяли его радости, но рюмки взяли, выпили без тостов, впрочем, у всех вертелся в уме одинаковый тост: выбраться бы отсюда живыми. Алик, кинув в рот тонкий кусочек сыровяленого мяса, пошел исследовать цокольный этаж на предмет лазейки. Щелоков отставил рюмку, налил себе еще коньяку приличную дозу прямо в стакан и потягивал по глотку, усевшись в дальний угол, у него был вид глубоко оскорбленного благородства. Женщины резали на ломтики мясо и колбасу, к сожалению, никто не предвидел, что целой толпе придется сидеть взаперти, хлебом не запаслись, но имелись какие-то диетические хлебцы, Влада попробовала и скривилась:

— Невкусно. Ты говорила — пустой холодильник, но еды тут полно. А давайте забаррикадируем вход, здесь есть туалет и душ — продержимся, потом что-нибудь придумаем… ну, как спастись и этих козлов наказать придумаем.

— Это мы съедим за сегодняшний вечер, нас же много, — возразила Юля. — Дегенераты тоже будут думать, как нас отсюда выкурить, и, уверяю тебя, у них возможностей больше. Мишка, чего молчишь? Дуешься на меня?

Он устроился на сундуке, настоящем, с историей, росписью и коваными петлями, Михаил постукивал пустой рюмкой о ладонь и был задумчив. Юля списала его состояние на свой счет, потому извинилась:

— Мишка, ну, не сердись. Не могла я сказать даже тебе, что Ванька жив. Этот змей потребовал, чтобы я детьми поклялась! Ты же знаешь, какая я суеверная, если дело касается моих детей.

— Да успокойся, — заговорил Михаил, но таким тусклым голосом, что можно было подумать, у него кто-то умер.

— С малышкой все в порядке? — озаботилась Юля.

— Не знаю. Схватки начались, я отвез ее в больницу.

— Так она родила?

— Понятия не имею. Представь, ей сейчас нужно будет привозить продукты, а я этого не смогу делать. Что она подумает? Зинуля мнительная…

— Не паникуй, выберемся.

Юля подняла глаза на Ивана, ее насторожило подозрительное поведение мужа: он забрал у Влады нож и рассматривал его с азартом дикаря, питающегося человеческим мясом.

— Надеюсь, Ваня, ты не перережешь нас? — съязвила она.

— Не смешно, — бросил он в сторону жены.

— Нет, я почему беспокоюсь: все, что попадает в твои руки, приобретает вредный эффект воздействия на окружающих.

Иван отмахнулся от нее и обратился к мужчинам:

— А что, если мы подготовим бунт? У нас есть два ножа…

— Мой бывший муж — бунтовщик! Ха-ха-ха! Вань, даже мне понятно, что пуля во сто крат сильней ножа. И быстрей.

К этому моменту вернулся Алик, он поддержал хозяйку:

— Юля права. Для начала нужно попробовать кому-то выбраться, а уж если не получится, будем искать другие способы. Иван, отсюда есть выход? Второй выход, как говорят в народе, — черный?

— Нет, — развел руками Иван. — Я не предусмотрел, что однажды черный ход мне понадобится.

— Жаль, — расстроился Алик. — Очень и очень жаль. В таком большом доме нужно делать минимум два входа хотя бы на случай пожара.

— А ну-ка, — подхватилась Юля. — Идем, Алик.

— Куда?

— Идем, идем. Я тебя приглашаю в ту часть дома, где не закончено строительство.

— Я там был…

И все же он последовал за Юлей, точнее, за ее уверенностью, оживляющей надежду. Свет в довольно большое помещение, куда они пришли, не провели, пришлось оставить настежь открытой дверь, переступать через доски, предназначенные для полов. Подойдя к стене, Юля остановилась и указала Алику на крайнее окно, наполовину «сидящее» в земле:

— Эту раму можно вынуть, окно на честном слове держится, не хватило пены, чтобы закрепить его. Потом Ванька не приглашал рабочих, так и осталось…

— Но снаружи решетка.

— Я сама ее ставила! Что смотришь? Ваньке, видишь ли, некогда было договориться с рабочими в течение трех лет! А решетку я сама взяла и приладила, просто поставила, понимаешь? Замаскировала, чтобы была видимость надежного укрепления, а тронь… Как чувствовала: этот бардак продлится годы! Не могла же я допустить, чтобы кому-то вздумалось залезть в дом, увидев, что одно окно не защищено. А так — видят, что везде решетки, и не лезут.

Алик осмотрел раму, посветив огоньком зажигалки: действительно, не закреплена в местах стыков, нигде не закреплена. Да это было бы полбеды, но окна невозможно открыть, они цельные, а для проветривания есть узкие полоски вверху, то есть форточки.

— Говоришь, не хватило пены? — бубнил он, осматривая незакрепленное окно. — Это хорошо, считай, само небо нам помогло три года назад. Сейчас не будем снимать, выждем время, а то пацаны вдруг зайдут и недосчитаются пленных. Ночью это сделаем.

— В смысле выберемся?

— Сначала я выберусь один…

— Бросить нас хочешь? — пыхнула Юля.

— Не говори глупости. Я свяжусь с полицией, найду этого… как его… который паковал тебя?..

— Басин Константин Ильич. Он меня опять посадит!

— Юля, у нас нет выбора. Если парни наверху покурят травки… мало нам не покажется. И чего ты боишься? Тебе собирались пришить обвинение в убийстве мужа, но он-то жив и невредим.

Света было, конечно, слишком мало, чтобы увидеть на лице Юлии разнообразные эмоции — панику, переплетенную с сомнениями, страх и бездумную решимость. Алик скорее угадал, что с ней творится, взял за плечи и с уверенностью, которая успокаивает людей слабых, подверженных панике, произнес:

— Все будет хорошо.

Только вот нервы Юлии постепенно сдавали, что было нелогичной реакцией на предложенный Аликом выход, который приближал к положительной развязке, если все удачно сложится. Вероятно, из-за длительного стресса она стала видеть будущее в темных красках — так бывает чаще, чем хотелось бы.

— У меня просьба, — сказал он молчавшей Юле, — никому ни слова, ладно? Чтобы не ломанулись наши друзья по несчастью на волю и не наделали шума. Обещаю вернуться, верь мне. Я же в долгу перед тобой: ты не бросила меня без сознания на улице.