в прессе». Решение внутренних проблем станет тогда «еще более сложным».

Лопухин сообщал, что чтение еврейской истории заставляет его смотреть в будущее со страхом, так как от евреев он не ожидает «ничего», и на благосклонность к ним Петербурга также рассчитывать не приходится, несмотря на острую необходимость урегулировать этот вопрос. Не более успокаивающими были и свидетельства некоего «внешнего» осведомителя о том, что евреи якобы управляют тайной международной организацией, которая появилась и в России, — масонским орденом. Если в Европе масоны, скорее всего, оказывали революционерам лишь финансовую поддержку, Лопухин ожидал, что в России они непременно «перейдут к действию». Даже борясь против погромов и дискриминации евреев, Лопухин призывал полицию помнить о жидомасонском заговоре, стремящемся свергнуть самодержавие. (При этом через три года Лопухин не согласится с Витте, утверждавшим, что за действиями и требованиями евреев стоит специальная организация.)

Кроме постоянных волнений по так называемому еврейскому вопросу, кроме эксплуатации рабочих была и другая проблема, решение которой отвлекало Лопухина от проведения в жизнь намеченных реформ, — новый подъем революционного террора. Его жертвой, как отмечалось выше, стал министр внутренних дел Сипягин, а перед тем как Лопухина назначили директором Департамента полиции, было совершено покушение на харьковского губернатора. Через год террористы убили уфимского губернатора. Не случайно Плеве приказал забаррикадировать находящееся под охраной здание министерства и поселился в нем. Выходил он только в сопровождении вооруженной охраны. В июне 1904 г. террористы убили генерал-губернатора Финляндии, а через месяц, как читатель уже знает, пришел черед и Плеве.

Январские события 1905 г. обернулись новой трагедией — Кровавым воскресеньем. В безоружную демонстрацию, направлявшуюся к Зимнему дворцу в Петербурге, стреляли солдаты, а не полиция, но во главе нелегальной демонстрации (царь запретил подобные проявления протеста) шествовал отец Гапон, чьи связи с полицией и с самим Лопухиным были хорошо известны в правительственных кругах.

Последний удар обрушился на Лопухина в следующем месяце, когда был убит великий князь Сергей Александрович, дядя и шурин императора, командующий Московским военным округом. Незадолго до убийства Лопухин отказался выделить дополнительные средства из скудного бюджета своего ведомства на усиление охраны великого князя.

Убедившись, что он не может справиться со своими служебными обязанностями и провести намеченные реформы, Лопухин ушел в отставку. Многие, в том числе Медников, бывший при Лопухине главным сыщиком, полагали, что Лопухина вынудил уйти Д.Ф. Трепов, новый петербургский генерал-губернатор и товарищ министра внутренних дел, т. е. непосредственный начальник Лопухина. Выражая эту точку зрения, Медников также утверждал, что отставка была на руку Рачковскому, который помог «провести кампанию» против Лопухина.

Из Петербурга бывший директор Департамента полиции был переведен в Ревель на должность эстляндского губернатора. Однако через год Лопухина снова вынудили уйти в отставку, и на этом закончилась его государственная служба.

Причиной ухода послужила всероссийская стачка в октябре 1905 г., которая захватила и Ревель. Лопухин рассказывал, что когда встал ревельский газовый завод и потухли фонари на улицах, «подонки населения воспользовались темнотой улиц» и учинили беспорядки и нападения на людей. Не хватало полицейских, чтобы патрулировать улицы, и Лопухин обратился к ревельской городской думе с просьбой организовать народные милицейские отряды в помощь полиции. Когда обратились к рабочим, те поставили условие, что Лопухин не посадит за решетку их лидеров, как это сделал предыдущий губернатор во время стачки зимой 1905 г. Из разговоров с начальником губернского жандармского управления и прокурором Лопухин понял, что руководители предыдущей стачки до сих пор в тюрьме, хотя никаких официальных обвинений им предъявлено не было. На предложение их выпустить, что явилось бы «актом справедливости» и «гарантией общей безопасности от произвольных арестов», прокурор и начальник жандармского управления горячо запротестовали, говоря, что нельзя потакать «требованиям толпы».

Используя свои губернаторские полномочия, Лопухин выпустил задержанных под свою ответственность за час до того, как вышли на улицы народные патрули, и через два дня был установлен порядок. Но к этому времени разъяренный прокурор и начальник жандармского управления вызвали дополнительные войска из Петербурга. Когда возмущенные рабочие организовали демонстрацию, протестуя против введения войск, «начальником гарнизона была выслана воинская команда, встреча которой с толпой кончилась массовой бойней; более ста человек убитых и раненых».

Через неделю Лопухина вызвали в Петербург, и министр внутренних дел П.Н. Дурново предложил ему выбирать — увольнение или отставка по собственному желанию за то, что «сдал власть революционерам». Лопухин потребовал официального документа, осуждающего его действия. Лопухину передавали, что комиссия признала его виновным, но он не верил, так как никто не показывал ему официального отчета о решении комиссии. Тем не менее Лопухин решил не подавать апелляции, а «махнул на это дело рукой и вскоре вышел в чистую отставку».

По словам Лопухина, только материальные затруднения, связанные с отставкой в конце 1905 г., заставили его не давать общественной огласки своему делу. Несмотря на то, говорил он, что «я и ушел со службы по личному побуждению и соображениям принципиального свойства, но ушел с чувством обиды за совершенную надо мной несправедливость и очутился в материальном положении очень тяжелом, вследствие чего разоблачения с моей стороны могли быть приписаны побуждению мести, что претило бы моему нравственному чувству».

V

Отставка Лопухина совпала с концом революции 1905 г. и попытками послеоктябрьского правительства во главе с графом Витте установить порядок среди всех слоев населения. В результате, рассказывает Лопухин, в начале 1906 г. Витте дважды вызывал его к себе, чтобы перенять опыт бывшего директора Департамента полиции. (Говоря об этих беседах, Лопухин опровергает утверждение Витте, появившееся в его мемуарах, будто бы Лопухин попросил о встрече в конце января, чтобы пожаловаться на своих давних врагов — Рачковского и Трепова.)

Правительство очень нуждалось в иностранных займах, и Витте, как писал Лопухин, должен был убедить «еврейских банкиров» Европы, что самодержавие всячески помогает их народу. «Какие “облегчения” и “льготы” должен я гарантировать русским евреям? — спрашивал Витте Лопухина. — С какими центральными еврейскими организациями надлежит вступить в переговоры?»

Удивительно, сетовал Лопухин, что Витте «с его умом, большим деловым опытом и, казалось бы, опытом политическим имеет такое чисто обывательское представление о существовании какого-то еврейского политического центра, центра всемирного кагала, который путем таинственных нитей будто бы управляет еврейством всего мира». Указав на ошибочность этого мнения, Лопухин сказал премьер-министру, что предоставление особых привилегий евреям противоречит справедливой цели гарантирования равных прав перед законом всем гражданам страны. Вопрос о предоставлении равных прав евреям должен рассматриваться не премьер-министром, а Государственной думой. Что правительство действительно должно сделать, так это покончить с погромами, пригрозив отправить в отставку все местные власти, если акты насилия будут происходить в подведомственных им местностях. Слишком часто,