— И вы ничего мне не сказали? Мы же с вами виделись вчера утром.

— Я не была уверена… — пробормотала я. — Я думала, может, я сама как-нибудь… оставила.

— Дверь была взломана? Окна?

— Нет. Все было в порядке.

— К вам подойдет Коля Астахов, покажете и расскажете ему все. Понятно?

Я кивнула.

— А теперь про убийцу. — Он мельком взглянул на Галку.

— Про какого убийцу? Я ничего не знаю про убийцу.

— Знаете! Нутром чувствую. Выкладывайте.

И я краснея и запинаясь, выложила. Я рассказала, как Ситников безошибочно нашел кухню, из чего следует, что он побывал в моем доме раньше… И кроме того, он единственный, кто был знаком со всеми погибшими!

— Зинаида Метлицкая была подругой его жены, а Ларису убил тот, кто не знал Метлицкую в лицо, — заметил Кузнецов.

— Ну, видел ее раз или два, не обратил внимания, а потом не узнал…

— Вы в это верите?

— Не знаю… Понимаете, я чувствую, что убийца где-то рядом. Я не знаю, что думать. И поэтому пришла к вам, Леонид Максимович, чтобы… рассказать.

— Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Значит, вы нашли Метлицкую, совершенно случайно проходили мимо и увидели афишу. — Он посмотрел на нас. Мы покраснели. — Потом вы отправили письма. Потом вы, Екатерина Васильевна, нашли Ларису. Это пропустим. А вот о ночной истории с газом я хочу услышать еще раз.

Я снова рассказала о той ночи, когда Купер разбудил меня, о том, как разбила окно лампой. И как потом стояла на улице, прижимая к себе лампу, а снег сыпал и сыпал, и было щекотно и радостно… О лесном озере, куда возил меня Добродеев, и где сначала было так хорошо, а потом, когда зашло солнце, стало жутко. О черной воде. И серебряной струе родника. О Ситникове, который пришел рассказать про Володю Галкина. Я, разумеется, умолчала о том, что он обозвал меня уродиной.

— Я вдруг подумала… — тут я начала запинаться, — подумала, что он… И позвонила Галке, чтобы…

— Поставить следственный эксперимент, — подсказал Леонид Максимович.

— Ну, да… и он знал, где кухонная дверь… — Голос мой упал до шепота. Я чувствовала себя по-дурацки.

— С дверью на кухню ясно. Дальше.

— Это все. Потом пришла Вероника Юлиановна, а потом примчалась Галина…

— Кто такая Вероника Юлиановна?

— Моя знакомая. Пришла по делу. Ей нужна охрана для ресторана.

Я рассказала о прекрасной Веронике. О наших разговорах. О воспитании детей. О конкурсе красавиц. Леонид Максимович слушал, не перебивая. Потом спросил:

— А вы бы не могли уехать куда-нибудь на пару недель?

— Могла бы, наверное… А зачем? Вы думаете…

— Думаю. Вы преступно легкомысленны, Екатерина Васильевна. Вы отдаете себе отчет, чем это могло закончиться для вас? Это не игра, людей убивают, а вы строите из себя великого сыщика. Если вы не уедете, мне придется вас арестовать. Понятно? Посидите пару недель, подумаете… о жизни. Это все? — В его взгляде было мало тепла. Вернее, не было вовсе.

Я вытащила из сумочки письмо Зинаиды Метлицкой и протянула ему. Теперь действительно все.

Повисло молчание. Я хотела домой, зализать раны, нанесенные моему самолюбию: ни разу за всю мою жизнь со мной не говорили так жестко. Сама была виновата!

Все когда-нибудь заканчивается. Закончилась и эта тягостная сцена.

Последние слова Леонида Максимовича звучали в моих ушах всю обратную дорогу:

— До отъезда — под домашний арест! И не высовываться.

Звучали они и на следующий день. И на следующий после следующего. И еще долго-долго, прежде чем я смогла вспоминать о визите к следователю без обиды и чувства вины…

На другой день я окончательно вернулась в «Королевскую охоту». Прятаться я, разумеется, не собиралась, равно как и сидеть под домашним арестом. Я была спокойна, деловита, доброжелательна, но… это была не я. Это была другая Екатерина Берест. Екатерина, лишенная иллюзий. Екатерина, утратившая веру в человека и человечество, добрые отношения и возможность переделать несовершенный мир. Хватит с меня детективно-дефективных занятий! У меня, слава богу, есть работа, дающая возможность честно заработать на кусок хлеба. Честно! И независимость. А чтобы не скучать, можно взять учеников. Есть еще Норико Морикава из Японии и ее старый папа. А ведь я им даже не ответила!

Все! Хватит. Я не хочу больше ни о чем слышать. О Ситникове… тоже!

Несколько раз звонила Галка, приглашала в гости и напрашивалась сама. Но я отвечала, что очень занята — конец года, отчеты, финансы, статистика. То, се…

Позвонила прекрасная Вероника и сказала, что ввиду абсолютно безумной занятости нашу встречу придется отложить.

Позвонила жена «королевского охотника» Петруши, Настенька, и пригласила встречать Новый год у них — будут интересные люди, один парень из Штатов, работает по контракту, приехал буквально на пару недель… жениться!

Мчаться в полузнакомую компанию, делать вид, что тебе безумно интересно, хохотать над глупыми шутками и кокетничать с этим типом из Америки? Нет уж, увольте!

Уехать бы… Но работы было так много, бумажной и оперативной, что пришлось звонить палочке-выручалочке, пенсионеру Гавриленко. К неудовольствию его жены, с ее планами новогодних работ по дому.

А Новый год меж тем приближался. В витринах магазинов сверкали новогодние елки; громадное дерево в золотой мишуре высилось на центральной площади. Пестрые афиши приглашали на новогодние шоу, костюмированные балы и встречи Нового года в парке, в домах культуры, театрах и ресторанах; обещали катания на санях, лыжные походы, викторины, беспроигрышные лотереи, радостные неожиданности и сюрпризы. На улицах было не протолкнуться. Народ шагал с сумками и елками наперевес, шумели уличные базары, дымились лотки с горячим кофе и пирожками. Прядали ушами маленькие лошадки-пони, катающие детишек. Гремела музыка. Всех охватил особый радостный настрой, ожидание добрых перемен и чуда. Густой аромат хвои, кофе и мандаринов стоял в воздухе…

Никто не преследовал меня, никто не пытался убить, никто не звонил по ночам и не дышал в трубку. Постепенно я пришла в себя и перестала вставлять нитку между входной дверью и косяком, чтобы определить, не было ли в моем доме непрошеных гостей, пока я на работе; заглядывать под кровать, в шкафы и кладовки и выстраивать пирамиду из тазов и кастрюль перед той же входной дверью по ночам, чтобы громыхнуло… в случае чего. И почту из почтового ящика я уже брала без опасения обнаружить там письмо убийцы. История убийств… не забылась, нет, но отодвинулась, и мне уже казались просто глупыми мои недавние страхи. Наверное, убийца понял, что я не представляю для него ни малейшей опасности…