все просто, и слова незатейливые, обычные: «видел, лежит, покажу…», но они на мгновение утратили свое значение.

— Вот, — Жданович открыл сейф и вытащил оттуда небольшой блестящий предмет, — она была в руке гаишника, его в «мерседесе» взорвали.

— Вот это да! — восхищенно воскликнул Резник. — Вот это вещь! Красота!

— Я приехал как раз по этому поводу, — третий мужчина, безмолвно наблюдавший за происходящим, вытащил из внутреннего кармана удостоверение и поднес его к лицу Ждановича. — Майор службы федеральной безопасности. Контрразведка.

— Следователь Жданович. Капитан Резник. Кучинская Вера Георгиевна. — Петр Яковлевич галантно представил себя и остальных. — Едем к супруге Сергея Николаевича? Или вызвать ее в прокуратуру?

— Поедем к ней домой. — Майор-контрразведчик решительно направился к двери. — Вера Георгиевна, вас подбросить?

— Я хочу ее забрать. — Кучинская ловко цапнула диадему из рук Ждановича и крепко прижала ее к груди. Она смотрела на мужчин настороженным взглядом, как цыпленок в «Веселых картинках», дескать, «ну-ка, отними!».

— Вы ее получите немного позже. — Жданович нахохлился и осторожно выудил диадему из цепких рук Кучинской. — А сейчас мы вас отвезем домой.

Вера Георгиевна жалобным взглядом проводила драгоценное изделие, будто прощалась с ним навеки. Жданович крепко-накрепко запер огромный сейф, стоявший в углу на четырех металлических лапах. Он опечатал дверь сейфа семью печатями, пришлепывая каждую по два раза.

* * *

«Где же Резник?» — Юмашева посмотрела на настенные часы, стрелки с грохотом отскакивали секунда от секунды, разделяя временной поток на прошлое и настоящее. «Кажется, мне ясно, что нужно сделать — надо нарушить букву закона во имя Закона. Но я же никогда и ничего не нарушала!» Она сжала кулаки: «Нарушать закон категорически нельзя. Кто хоть один раз переступил черту дозволенного, никогда не сможет остановиться. Как там у классика, преступление — это особое состояние души, позволяющее переступить черту. Лесин — преступник. Он должен сидеть в тюрьме». Телефонный звонок прервал ее мучительные сомнения, она передернула плечами от дребезжащего звука, посмотрела на Виктора Ефимовича, продолжавшего сверлить ее взглядом, как будто призывал вовремя остановиться, не нарушать неписаные законы, установленные кем-то давно, в далеком прошлом, не оставившим потомкам даже своего имени. Юмашева сняла трубку и услышал звонкий голос Жигалова. Она вцепилась обеими руками в стол, боясь услышать что-нибудь неприятное.

— Гюзель Аркадьевна! Я расколол Ильина, это он ширнул отравой Силкина в камере по просьбе Виктора Дмитриевича. Можете спокойно приземлять Лесина. Они из одной компании.

— Ты где? — спросила Юмашева, зная, что Жигалов еще в следственном изоляторе, но она не знала, о чем нужно спросить счастливого Жигалова, упоенного первым успехом.

— В дежурке, — прозвенел в трубке счастливый тенорок, и Юмашева взревела, удивляясь тембру собственного голоса:

— Срочно! Явиться! В кабинет!

А когда услышала шумный забег Жигалова по коридору отдела, подошла к Лесину и, дернув его за руки, надела на них наручники, громко клацнув зажимом.

— Зря, — шумно сопя, возразил Лесин, с удивлением оглядывая свои окольцованные руки, — зря стараешься. Хочешь выслужиться?

— Хочу восстановить справедливость. Зачем мне выслуживаться? — она мягко улыбнулась, делая знак вбежавшему Жигалову, дескать, стой у двери, охраняй матерого преступника.

— Хочешь-хочешь выслужиться, — со свистом сопел Лесин, не обращая внимания на Жигалова, застывшего в дверях.

— Виктор Ефимович, сегодня утром я посетила одну женщину. Она опознала тебя, даже без бороды. Скажи мне, как старому товарищу, зачем весь этот маскарад? Не к лицу тебе новый имидж, фу-у, приклеивать усы и бороду и гоняться за киллером на глазах у изумленной публики. Это же хрен знает что!

— Где ты ее нашла? — прохрипел Лесин. «Наверное, он тоже астматик, хрипит, сопит, задыхается», — подумала Юмашева, заметив, как стремительно стареет Виктор Ефимович.

«Он влетел в кабинет молодым и бодрым, и за час с лишним состарился ровно на сто лет, совсем как в “Сказке о потерянном времени”».

— Она сама пришла в отдел с заявлением, увидела, как ты стреляешь среди бела дня, испугалась, мало того, что ты — бандит, да еще и борода отклеилась… Конечно, можно было не заметить это заявление, не обратить на него внимание, у нас текучка, сам знаешь, как тут у нас заведено, совещания, заседания, обострение оперативной обстановки. Но я съездила к этой женщине, показала ей фотографии, разумеется, это не опознание, но она тебя узнала.

— Хочешь закон нарушить? Так опознания не проводятся. Без адвоката ничего не стану говорить!

Лесин сжал губы, тяжелый хрип со свистом вырывался из его груди, Юмашевой на мгновение стало жаль его, совсем старый стал, больной, а все равно к власти рвется всеми фибрами своей преступной души.

— Будет тебе и адвокат, и камера. Я всегда с собой беру видео в камеру, — она заговорщически подмигнула Жигалову, — шутка, — затем снова повернулась к Лесину, — ты у нас застрял надолго. Не бывает идеальных преступлений. Запомни, в нашем материальном мире всегда останется какой-нибудь след: окурок, там, плевок, какой-нибудь отпечаток, или чей-то взгляд заметит маленькую деталь. И эта деталь засядет в его голове. Человек голову сломает, пока не выяснит, что это за деталь, откуда она взялась, короче, почему у бандита борода отклеилась. Эта женщина так удивилась, она бы ни за что в жизни не обратила бы внимания на выстрелы, люди давно привыкли к бандитским разборкам, а вот твоя ненатуральная борода ее удивила, и она пришла в полицию. Конечно, Виктор Ефимович, задал ты мне задачку не из легких. Согласись, ты все спланировал грамотно, но вот видишь, все-таки допустил ошибки.

— Ошибку, — поправил ее Лесин.

Он слегка приоткрыл рот, чтобы выпустить свистящие хрипы, рвущиеся изнутри.

— Нет, я правильно сказала — ошибки. Ты допустил несколько ошибок, но о них мы будем говорить только в присутствии адвоката. Жигалов, отведи его в камеру, пожалуйста. И вызови ему адвоката, — она махнула рукой, дескать, идите вы все куда-нибудь подальше.

— Василий, вызывай сотрудников ФСБ, скажи им, что у нас тут один матерый задержанный в камеру помещен.

Положив трубку, она облокотилась на стол и задумалась. «Осталось найти Карпова, но где мы его найдем? Наружка звонит каждые полчаса, жена Карпова исчезла, как в воду канула, а без Натальи Леонидовны мы не выйдем на ее мужа».

И совершенно не к месту она вдруг вспомнила последнее свидание с Андреем. Они лежали в постели, одеяло валялось на полу, он, закинув руки за голову, пристально смотрел на нее, словно мысленно убеждал ее в чем-то, в том, в чем сам еще сомневался.

— Андрей, кем ты работаешь? Ведь я о тебе до сих пор ничего не знаю, — она ласково потеребила его за локоть.

— Покупаю информацию, — сказал он, превозмогая видимую неохоту к обсуждению профессиональных интересов.

— Покупаешь