— И вот теперь эта падла, Кирилл, засел там и хочет поставить весь мир в позу пьющего оленя.

— А смысл?

— Ну, раз он не может воскреснуть, захотелось ему стать всемогущим богом. Венцом творения, что называется.

— Сдурел?

— Да нет, Гром, я хорошо эту сволочь знаю. Не шутит.

— Ну тогда список свой обратно засунь. Ничего я тебе не дам.

— В смысле? — удивился я.

— А в том смысле, что не дам. Все. Точка. Конец абзаца.

— Нет, погоди...

— Это ты погоди! — вспылил бывший прапорщик. — Ты идешь мочить эту гниду, а меня даже не подумал позвать?

— Не я тут командую.

— А кто? — удивился Громов.

— Вот эта мадам, — я кивнул в сторону Алисы. — Кстати, зовут ее Алиса. Несмотря на то, что рыжая, имя, скорее всего, настоящее. Хотя паспорт я еще не смотрел. Могу даже предположить, что его у нее нет и никогда не было.

— Без паспорта даже я не могу, — пророкотал Гром.

— А она может. Алис, покажи моему другу то, чего он никогда не видел.

И она пропала. Точнее я понял по лицу Громова, что она пропала, потому что в очках я ее видел прекрасно.

— Можно узнать, что это значит? — осторожно спросил бывший прапорщик.

— Гипноз, — объяснил я, не вдаваясь в подробности. — Перед тобой очень крупный специалист. Кроме того, мадам владеет очень важной информацией о сфере взаимодействия.

— Понятно. А я там, Сань, тоже долго провоевал.

— Вижу, — усмехнулся я, оглядывая обстановку. — Оно явно пошло тебе на пользу.

— Да. И что, не возьмете меня в команду?

Алиса молчала.

— Тогда пулемета я вам не дам! — Громов шлепнул по столу широкой ладонью.

— Тоже мне, Верещагин... — скривился я.

— Я бывший прапорщик, а не таможенник. Но пулемёта без меня вам не видать. Как и всего другого.

— Вообще-то мы с радостью, — улыбнулась Алиса, видимо, материализовавшись в кресле. — Нам хорошие бойцы нужны. Лишь бы в машину все поместились.

— А вы что, на машине туда?

— Есть и такой способ, — кивнул я многозначительно.

— Тогда какие проблемы? Поместимся! — весело подмигнул Громов. — Эх, дадим Кириллу прочихаться! Идем в подвал, выберем все, что нужно!

Мне показалось, что хмель снова начал возвращаться в его голову. Ну точно Верещагин... Тот тоже весь фильм пьяный ходил. Какие же действительно неожиданные повороты устраивает нам временами судьба!

В подвал пришлось спускаться несколько раз — не обращая внимания на проституток, то и дело шмыгавших перед нами, мы деловито погрузили вооружение в багажник моей «жигульки». Алиса, надо отдать ей должное, принимала в погрузке посильное участие — таскала легкое вооружение и боеприпасы. Наконец мы загрузили машину так, что она ощутимо просела на амортизаторах.

— Если менты остановят, я умру со смеху, — гулко расхохотался Громов.

— Фигня! — отмахнулся я. — Скажем, что мы чеченцы, и откупимся.

— С моей рязанской мордой?

— Да ладно, вот Алиса, если не так ярко оденется, вполне за шахидку сойдет. К тому же откупаться будем с размахом. Как при захвате «Норд-Оста».

— Имеем право, — кивнул Громов.

Я сел за руль, и мы выехали со двора, оставив ворота распахнутыми настежь.

— Закроешь? — спросил я.

— А зачем? — Бывший прапорщик пожал плечами. — Все равно ни одна зараза сюда не сунется.

— Самоуверенность является серьезным пороком для воина, — вклинилась в разговор Алиса.

— А вам, девушка, слова пока никто не давал, — оскалился Громов.

Алиса шутки не поняла. Я видел, как она напряглась, но решил не вмешиваться в ситуацию. Похоже, и Гром понял, что ляпнул лишнего — шуточки умолкли, и мы долго ехали молча. Каждый раз, когда проезжали милицейские посты, у меня посасывало под ложечкой. Но никто нас не остановил. Да если бы и остановили, то с таким количеством вооружения точно приняли бы за террористов. А это куда лучше, чем за бандитов, поскольку бандитов, если верить новостийным сводкам, укладывают лицом в снег, а с террористами постоянно ведут переговоры. На переговоры у меня бы денег точно хватило. Даже тех, что с собой.

Когда въехали в город, Алиса натянула на голову эфирный детектор. Громов хотел высказаться по этому поводу, но я жестом его остановил, мол, человек знает, что делает.

— Холодно, — заявила она. — Ночь, значит, надо ближе к центру.

— Почему? — удивился я.

— Давай я сяду за руль, а ты посмотришь.

— Думаешь, я узнаю Ворота?

— Конечно. Давай, давай!

Мы поменялись местами, и я опустил на глаза окуляры. Алиса тронула машину с места. Сначала я не заметил ничего необычного — ну город и город, но уже спустя пару минут различил впереди какое-то странное движение. Это было похоже на вспышки неоновых панно или на далекие зарницы, и лишь приглядевшись, я с изумлением увидел огромный мерцающий вихрь над городом. Похоже, он был где-то в самом центре Москвы, кажется, в районе Тверской. Алиса правила точно туда. Мы выехали на Бульварное кольцо, и «жигулька» резво помчалась в направлении Тверского бульвара. Вихрь рос с каждой минутой, нависал над нами... По ходу я заметил еще несколько похожих вихрей, только гораздо меньшего размера, однако их местоположение трудно было с точностью локализовать.

И только когда мы выехали на Гоголевский бульвар, я сообразил, где в точности расположен гигантский вихрь — он вздымался непосредственно над казино «Шангри-Ла». Меня ужас охватил, когда мы к нему приблизились. Чудовищный мерцающий хобот, тянущийся, казалось, в глубины космоса.

— Что это? — шепотом спросил я.

— Впечатляет? — спросила Алиса. — Так выглядят все игорные дома. Огромные воронки, высасывающие человеческую удачу. И энергию. Но эта в Москве самая крупная.

— Что значит энергию? — не совсем понял я.

— А то и значит. Вместо того чтобы делать нечто полезное для других или хотя бы для себя, люди тратят время на переставление фишек или дерганье рукояток одноруких бандитов. Время конвертируется в энергию, ведь сделать что-либо, можно лишь затратив определенное время. И вот все потерянное здесь время конвертируется частично в деньги, которые остаются в казино, а частично в чистую энергию неисполнившихся надежд и желаний, в энергию зависти, жадности, похоти. Все это концентрируется тут в немыслимых масштабах и создает поток. Это как слив помоев.

— При чем здесь удача?

— Люди ведь рвутся сюда за удачей. Поэтому теряют в основном именно ее. Чаще всего кто приходит за шерстью, уходит стриженым. Это закон мироздания. Такой же жесткий, как закон сохранения энергии в физике. Потерянное время и потерянная удача, разменянные на горсть мелких купюр, потоком устремляются в космос. И на Земле удачи становится все меньше и меньше.