Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Золото, подвергнутое оценке обоими оценщиками, за исключением четырех бриллиантов, оцененных австрийцем в 1200 ф. ст. — 830 ф. ст.
Предметы, оцененные одним австрийцем со скидкою в 35 % против его оценки — 445 ф. ст.
Дополнительная партия серебра в 130 килограммов — 446 ф. ст.
----
Итого: 4306 ф. ст.
В результате «усиленного торга» контрагенты согласились повысить сумму до 4500 ф. ст., на чем стояли твердо. При этом цена стандартной унции серебра составила бы 28,8 пенса при рыночной цене 42 пенса, то есть 68 % рыночной цены. Вероятная прибыль «Руссосерба» выглядела, как и в случае первой сделки, вполне внушительной[273].
В конце концов Финансовая часть согласилась на предложенную контрагентами цену, хотя сумма расчета незначительно изменилась, поскольку из общего числа предметов не был сдан «ряд серебряных предметов, главным образом из числа имущества разных полков, общим весом 15 875 гр., […] три золотых орденских знака весом 41 гр. (изъяты для награждения ими лиц, коим Главнокомандующим пожалованы соответствующие ордена) и 10 старинных золотых русских монет, весом 18 гр., представляющих нумизматический интерес. Напротив того, сдано контрагентам лишних против договора: 10 340 гр. серебряных изделий и 29 отдельных золотых предметов, стоимостью в особой оценке в 3 ф. ст.»[274].
«Руссосерб» расплатился согласно оговоренным условиям, и сделка прошла в общем без особых осложнений, за исключением эпизода с так называемым «медальоном с волосами». Спор по поводу медальона напоминал скорее перепалку мелких спекулянтов, нежели государственных мужей и солидных финансистов. Медальон было признано в Константинополе не сдавать контрагентам ввиду предложенной ими за него слишком низкой цены.
Между тем контрагенты, считая медальон чуть ли не самой ценной вещью во всей партии, — доносил Балабанову Тизенгаузен, — и основываясь на том, что сделка уже заключена, что медальон следовательно в числе других вещей им продан и составляет их собственность соглашались на его возвращение не иначе как за 30 ф. ст. (оценка австрийца) между тем как продажная цена его составляла около 15 ф. ст. (оценка англичанина — 16 ф. ст.). Считая такую комбинацию невыгодной, мы остановились на компромиссном решении: наши контрагенты предоставили нам медальон против депонирования им 30 ф. ст. условно с тем, что если мы выручим за него более 30 ф. ст., то 30 ф. ст. поступают в их полное распоряжение, а излишек нам, в противном случае мы возвращаем им медальон, а они нам 30 ф. ст.
Медальон и исключенные из сделки четыре бриллианта были отправлены в Константинополь вместе с выручкой от сделки[275].
Гораздо более серьезным эпизодом, омрачившим проведение сделки, было «поведение состоящего при Петроградской Ссудной Казне представителя контроля Долгополова». Тизенгаузен жаловался Балабанову:
Своими мелкими, чисто формального свойства придирками, постоянным стремлением вмешиваться в чисто распорядительные действия должностных лиц финансового ведомства, полным непониманием существа возложенных на него функций и круга своих полномочий г. Долгополов всячески тормозил и постоянно тормозит всю проводимую в Каттаро работу. Кроме того, отсутствием всякого личного и служебного такта, часто неумением говорить элементарно приличным тоном, г. Долгополов вносит в работу много ненужных трений и неприятных личных осложнений. Так, во время сдачи контрагентам купленных ими вещей г. Долгополов неоднократно позволял себе по их адресу различные ничем не оправданные неуместные замечания… которые легко могли кончиться весьма крупными и, конечно, нежелательными для нас осложнениями[276].
Долгополов под предлогом болезни отказался подписать акты о сдаче товара, очевидно не желая разделять ответственность за незаконную с его точки зрения и явно убыточную для казны сделку. Можно легко представить, какого рода замечания он делал в адрес деятелей «Руссосерба», получавших сверхвысокую прибыль, на которую они никак не могли бы рассчитывать в нормальных обстоятельствах.
Однако же отзыв Долгополова Тизенгаузен считал «в настоящее время» невозможным и даже нежелательным, полагая, по-видимому, что тот может «вынести сор из избы» и помешать осуществлению следующих операций, по масштабам существенно превосходящих все предыдущие. В то же время он подчеркивал, что «назначение в Каттаро второго представителя Контроля способно совершенно затормозить там всякую работу и сделать отвечающую интересам Армии деятельность чинов финансового ведомства невозможной»[277].
«Обструкция» представителя контроля была лишь предвестием череды скандалов, сопровождавших операции по продаже серебра и других ценностей.
Пока что в Каттаро после продажи реалдоба остался сенатор Д. И. Никифоров для «инвентаризации» процентных бумаг с целью их последующей продажи. По данным А. Ф. Шелеста, в Лондон от имени Тизенгаузена, Никифорова и других деятелей финансового ведомства было выслано из Каттаро почтовыми посылками на имя «List of Securities, sent to the American Intersent Corporation, C Western Bank» различных ценных бумаг на сумму 15 млн 475 тыс. руб. номинальных. «В дальнейшем истребовали от Ссуд[ной] Казны все остальные ценные бумаги в Белград и оттуда размещали их по разным биржам и комиссионерам»[278].
Но главное — полным ходом шла подготовка к крупнейшей финансовой операции Врангеля — продаже закладов Петроградской ссудной казны.
В данном случае проблема выходила за пределы чисто финансовой. Вопрос был одновременно и политическим и нравственным. Ведь речь шла фактически о конфискации частной собственности. Решение о продаже закладов должно было быть прежде всего политическим. Врангель явно не хотел брать ответственность на себя лично, намереваясь разделить ее с «общественностью».
* * *
14 октября 1921 года в российском посольстве в Константинополе состоялось секретное заседание Русского совета. Присутствовали: старший товарищ председателя Русского совета И. П. Алексинский, товарищ председателя Русского совета граф В. В. Мусин-Пушкин, исполняющий должность первого секретаря Русского совета В. М. Знаменский, члены Совета — кн. Павел Д. Долгоруков, Н. П. Савицкий, В. В. Лашкевич, И. Н. Чумаков, Н. А. Ростовцев, Н. Н. Львов, граф А. И. Уваров, члены Совета с совещательным голосом — С. П. Шликевич, генерал-майор П. А. Кусонский, Е. М. Балабанов и В. К. Пуницкий.
