Вспомнив свою излюбленную тему, он отвел в сторону уголок занавески и поглядел на дом Флоринов.

— Там вроде бы все спокойно. Интересно, зачем это они в пятницу понаехали сразу с несколькими машинами? И вошли туда с какими-то штуками и ящиками?

Моника нехотя сменила воинственную позу на мирную и села напротив него за кухонный стол. Даже взяла кусочек рулета, хотя знала, что ей это вредно: от сластей у нее уже отложился лишний жирок на бедрах. Но Кая это, по-видимому, не волновало, так с какой стати ей было себе отказывать в последней радости?

— Почем мне знать! Да и стоит ли над этим ломать голову! Главное, чтобы они Моргана оставили в покое.

Ощущение сосущей пустоты и холода в желудке никак не хотело уходить, а с каждым днем становилось все сильнее. Сладкое на некоторое время успокоило ее нервы, но она знала, что скоро снова накатит страх. В отчаянии Моника посмотрела на сидящего перед ней Кая и подумала, не рассказать ли ему все, но тотчас же осознала всю нелепость такого поступка. Тридцать лет вместе, и ничего общего! Он с аппетитом уплетал второй кусок рулета, не подозревая о том, как мучается в это время его жена.

— Разве тебе не надо на работу? — спросил Кай, перестав жевать.

Очень типично для него! Ей полагалось выйти час назад, а он только сейчас обратил внимание, что она дома.

— Я отпросилась по болезни. Плохо себя чувствую.

— А с виду ты здорова, — заметил он критически. — Разве что немного бледная. Впрочем, ты же знаешь: я за то, чтобы ты совсем отказалась от этой работы. Это же безумие — тянуть лямку, когда тебе не нужно зарабатывать. У нас достаточно средств.

И тут в ней всколыхнулась страшная злость. Она резко встала из-за стола.

— Я не желаю больше об этом слышать. Я двадцать лет просидела дома и только и делала, что гладила твои рубашки и готовила обеды для тебя и твоих деловых партнеров. Неужели я до сих пор не заслужила права на собственную жизнь!

Она схватила со стола тарелку с рулетом, пошла к мусорному ведру и демонстративно выбросила недоеденные остатки на дно к пищевым отходам и кофейной гуще. А затем удалилась, оставив изумленного Кая с разинутым ртом. Она не в силах была терпеть его вид ни минутой дольше.

Поставив коляску позади «Скобяных товаров», Мия на всякий случай еще раз убедилась, что Лиам спит. Ей надо было только на минутку заскочить в лавку, чтобы купить кое-какие мелочи, поэтому не хотелось тащиться туда с коляской. На улице дул ветер, но сильнее всего — с фасада, который смотрел в сторону моря. На задах, за горой Веддерберг, было защищенное от непогоды место, и она решила, что на пять минут спокойно может оставить там ребенка.

Когда она вошла, на двери звякнул колокольчик. Лавка была набита всем, что только можно вообразить, в основном из области инструментов для домашнего мастера и разных мореходных принадлежностей. Ей пришлось сначала свериться по записке, которую дал ей с собой Маркус, чтобы сообразить, что искать. Он собирался доделать на выходных полки в детской комнате, если только она приготовит все нужное.

Мия была рада, что скоро все будет наконец сделано. Не успела она оглянуться, как промелькнуло несколько месяцев, и хотя Лиаму уже исполнилось полгода, детская по-прежнему больше походила на временное пристанище, чем на уютную, ухоженную комнатку, о какой она давно мечтала. Трудность состояла в том, что это зависело от ее парня. Сама она не умела орудовать молотком, а он был мастер на все руки, требовалось только как-то его раскачать. К сожалению, это всегда получалось со скрипом.

Иногда ее начинали одолевать сомнения. Неужели так будет всю оставшуюся жизнь? Сначала, когда они только познакомились, ей очень нравилась его философия: живи так, как тебе приятно, и никогда не делай того, что скучно. Она клюнула на его стиль жизни, и около года они вели беззаботное, чудесное существование, в котором было много праздников и веселых безумств. Но если ей это надоело и взрослая жизнь с ее требованиями все чаще напоминала о себе, особенно когда родился Лиам, то Маркус продолжал жить в своем отгороженном мирке. И тут вдруг она поняла, что на руках у нее фактически не один ребенок, а два, считая Маркуса. Если бы не деньги, которые она получала по уходу за новорожденным, им вообще пришлось бы голодать. У парня был хорошо подвешен язык, и он всегда умел устроиться на работу. Беда заключалась в другом: на какое бы место он ни поступал, оно никогда не оправдывало его ожиданий. Он хотел, чтобы все всегда было клево, и потому, проработав недельку-другую, как правило, увольнялся, потом долго тянул резину и жил за ее счет, прежде чем, пустив в ход свое обаяние, устроиться на новую работу. Днем он подолгу спал и почти не помогал ей ни по хозяйству, ни нянчить Лиама, зато потом просиживал ночь напролет за компьютерными играми.

По правде сказать, ей это порядком уже надоело. Ей было двадцать лет, но чувствовала она себя на все сорок. Постоянно Мия ловила себя на том, что пилит его и ворчит, а порой с ужасом замечала, что в точности повторяет свою мать.

Бредя между стеллажами, она вздохнула и еще раз проглядела записку. Гвозди и кое-что из других нужных вещей она нашла без труда, но, чтобы отыскать винты, пришлось обращаться за помощью. Купив наконец все необходимое и подойдя к кассе, за которой сидела Берит, она взглянула на часы. Пока она собирала все по списку, незаметно пролетела четверть часа! Ее прошиб пот. Только бы Лиам не проснулся! Мия стрелой помчалась с пакетами к выходу и, едва отворив дверь, услышала то, чего так боялась: истошный крик мальчика. Но сейчас он кричал не так, как обычно, когда был недоволен. Крик, полный панического ужаса, гулким эхом отдавался от каменистого склона. Материнский инстинкт подсказал ей: случилось что-то плохое! Бросив коробки, Мия со всех ног ринулась к коляске.

А заглянув в нее, почувствовала, как на миг остановилось сердце. Она никак не могла понять, что такое с ребенком. Личико Лиама было измазано чем-то черным, похожим на золу или сажу. В открытом орущем ротике тоже чернела зола, и мальчик высовывал язычок, стараясь выплюнуть эту гадость. Даже внутри коляски все было испачкано этой черной субстанцией, и когда Мия вынула оттуда заходящегося в крике сынишку и прижала к груди, то измазала себе все пальто. Ее мозг не находил объяснения произошедшему, и, схватив Лиама, она снова вбежала в лавку. До нее доходило только одно: кто-то хотел что-то сделать с ее ребенком. Пока звонили в полицию, она тщетно пыталась очистить ротик малыша с помощью салфетки.

Только сумасшедший мог сделать такое с ребенком!

К двум часам они получили все необходимые данные. Анника выполнила подготовительную работу, и Патрик тихим голосом поблагодарил ее, сгребая в стопку бумаги, которые непрерывным потоком поступали по факсу. Постучав в дверь Мартина, он вошел, не дожидаясь ответа.

— Привет, — произнес Мартин, сумев придать неформальному приветствию вопросительное звучание.

Он знал, какую информацию стараются раздобыть Патрик и Анника, и ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять — проделанная работа дала результаты.