– Одно есть, причем неоценимое: там нас никто не найдет. Придется потерпеть.

– Хорошо, – вздыхает она. – Раз выхода у меня нет…

– Нет. Надо посмотреть, как будут развиваться события. Кажись, доползли! Вот и «Макдоналдс»! Ни в чем себе не отказывай, милая.

– Да уж, спасибо!

Она вылезает из машины и зло хлопает дверцей. Он тоже вылезает, прихватив борсетку. Диск у него, и расставаться с ним он не собирается ни при каких условиях. Аппетитно пахнет едой, желудок у него сжимается. Ишь, ресторан ей подавай! И фастфуд сойдет. Главное, что они были первыми и получили диск. В том, что Петр Зайцев скоро прибудет в салон, он лично не сомневается. Это вопрос времени. Возможно даже, не дней, а часов. Голова у Петра Ивановича работает хорошо. Его проблема только в том, что он не знает о трупе в Горетовке. И всей этой истории с серийными убийствами. А дело теперь в архиве.

В это же время

Алексей Петрович широко зевает: скоро полдень. Как медленно тянется время! Это от безделья. Получил Эмильевич его послание или нет? А если секретарь не передаст? А если Эмильевич уехал? А если не захочет помочь Леше Ладошкину?

А если, если… Заладил! Получил! Захочет!

И он идет на кухню пить кофе, хоть чем-то себя занять. Как медленно тянется время. Как же ему все осточертело! Дом, о котором столько мечтал, любовница, закрывшаяся у себя в спальне, и круглосуточная охрана у дверей.

Он идет по коридору и ловит на себе взгляд плечистого парня с квадратной челюстью. На заказ, что ли, их отливают? Не люди – клоны. Все, как один, рослые, плечистые, глаза оловянные, челюсти квадратные. Гомо сапиенс – наемный убийца. Новая порода людей. Плодятся со страшной силой. Чего ж тут удивляться? Война – это работа, за которую неплохо платят. И ее всегда много.

– На кухню, – поясняет Ладошкин.

Охранник молчит. Провожает его взглядом, и Алексею боязно закрыть за собой дверь. Не положено. За все время своего заточения он слышал от этих парней слов десять, не больше, и ни одного предложения. Имеется в виду грамматическая конструкция. Никогда не скажут: «Куда ты идешь?», «Туда нельзя, потому что…». Просто: «Куда?» Или: «Стоять!», «Нельзя!», «Тихо!».

Включает электрический чайник и с тоской смотрит в окно, пока закипает вода. В коридоре шаги. Минута – и в кухне появляется она . Женщина, из-за которой на его голову обрушились все эти несчастья. Они обмениваются неприязненными взглядами. Взаимная ненависть их разъединяет на величину пропасти, которую преодолеть невозможно. Мирные переговоры между ними нереальны так же, как и сотрудничество. Они садятся по разные стороны стола, каждый перед своей чашкой, и молчат. Она тоже пьет кофе. А чайник, между прочим, поставил он.

– Что смотришь? – усмехается она.

– Я в окно смотрю, не на тебя.

– Не нравлюсь тебе такая?

На щеке у нее пластырь, под которым толстый слой бинтов. Под ним тампон с какой-то отвратительно пахнущей мазью. Лицо голое, без бровей и ресниц. От былой красоты ничего не осталось. Выходит, все было нарисованное? Обманщица! Все они такие! Он с ненавистью смотрит на нее и говорит:

– Да ты мне и раньше не нравилась.

– А ты попал, – злорадно говорит она. – Из этого дома одна дорога: на тот свет.

– Вместе туда пойдем, – усмехается он. А внутри все дрожит. Умирать-то не хочется.

– Э, нет. Я домой вернусь. К маме.

– В Хабаровск, что ли?

Она смеется. Смех злой, хриплый.

– Отчего же в Хабаровск? – говорит она, прищурив яркие глаза, которые без ресниц кажутся еще огромнее. Страшные глаза.

– Думаешь, тебя так просто отпустят?

– А что с меня взять? Я ж ничего не знаю. И ничего не помню. Отпустят.

Он вновь с тоской смотрит в окно. Ее-то отпустят. Неужели это не Ольга? Ключи от машины Саранского в сумочке у кассирши, изменившиеся привычки… Но за что же она тогда его ненавидит? А за что ей его любить? Вспомнить только сцену в супермаркете, с двумя батонами. Память умерла, а инстинкты остались. Его ненавидит ее подсознание. Все логично.

За окном какое-то движение. Он слышит шум мотора. Нет, моторов. Должно быть, к соседям гости приехали. А почему в будний день? Да какая разница? Приехали и приехали. Зевает. К нему это не имеет никакого отношения. От соседей его участок отделяет высокий забор, и вообще: кому есть дело до него и его страданий? И вдруг…

Сначала раздается взрыв, и он видит, как падают железные ворота. Его ворота! Одна только их доставка обошлась в…

В дыму появляются люди в камуфляже и черных шлемах-масках. В руках у них автоматы. Какое-то время он смотрит, не отрываясь, как они бегут к дому, беспрерывно стреляя. Потом только соображает: надо же лечь на пол!

– Что это?! – кричит Ольга.

В грохоте выстрелов ее голоса не слышно. Рот широко открыт, понятно, что она кричит. Теперь уже «А-а-а!!!». Потом она тоже падает на пол, зажимает ладонями уши и замирает. Он ползет к двери. В коридоре никого. Охранники залегли на веранде и отстреливаются. И тут он догадывается: за ним пришли! Эмильевич получил послание! И Ладошкин ликует. Наконец-то!

Но что делать? Нападающих много, зато у тех, кто охраняет дом, позиция выгоднее. Они под защитой толстых стен. По коттеджу палят непрерывно, отстреливаются, как огрызаются, коротко: очередь – пауза. Вновь автоматная очередь, и вновь пауза. Он начинает различать чужих и своих. Кажется, что и автоматы разговаривают по-разному. Выходов в доме два, он кидается к запасному. Но там залег один из охранников. Автомат нацелен в сторону противника. Алексей видит, как через забор со стороны леса перелезают трое. Из коттеджа раздается автоматная очередь, и двое падают на землю. Третий бежит к крыльцу. Нет, залег за кустами. Еще одна очередь. К дому так просто не подойти.

Напасть на охранника? Мысль Ладошкину не нравится, и он вспоминает об окне в чулане. Может, с той стороны никого нет? И он кидается к двери в чулан.

– Куда?! А я?! – кричит женщина.

– Да пошла бы ты… – отмахивается он.

Она тоже выскакивает в коридор, но в это время в стрельбе наступает короткая пауза, охранник оборачивается и нацеливает на нее автомат:

– Назад!

Она шарахается обратно в кухню, Ладошкин же успевает нырнуть в чулан, и в этот момент опять начинается стрельба. Раздается звон разбитого стекла. Окна в его замечательном доме разбиты. Зато он слышит: умолк один из автоматов его тюремщиков. Убили? Будут по одному выбивать? И сколько придется дожидаться, пока расправятся со всеми? Вчера их было семеро, включая Петра Ивановича. Он куда-то уехал, прихватив с собой двоих. Значит, осталось четверо. Одного убили. Трое? Двое на веранде, один у черного хода. Долго же это будет продолжаться!

Окно в чулане узкое. Руки дрожат, когда он пытается отодвинуть шпингалет. Наконец ему это удается. Открывает раму и выглядывает наружу. Так и есть: здесь никого. Они ведут бой у веранды и со стороны леса. Вновь пауза. Он догадывается: готовятся к штурму. Сколько же их?