– А еще они этим же кинжалом убивают двоедушников, да и упырей тоже. Я понимаю твои чувства, но позволь мне самому решать, какое выбирать оружие и как с ним обращаться.

– Это противу чести!

Странно заговорил казачок, раньше за ним таких закидонов не замечалось.

– Да ты что? Почему тогда не носишь ошейник, ведь твои когти и зубы в ближнем бою с человеком тоже не самое честное оружие. – Заметив, что Евсей хочет возразить, я остановил его решительным жестом. – Достаточно. Если когда-нибудь в будущем судьба сделает тебя моим начальником, тогда и будешь мне приказывать, а также давать мудрые советы. Пока все наоборот. Поэтому сбавь тон и думай, о чем и с кем говоришь.

Все, наши роли окончательно поменялись. Теперь из более опытного и авторитетного товарища, хоть и званием пониже, я перевел его в разряд подчиненного. В любом случае подобное отношение не могло длиться вечно. Теперь он либо примет этот расклад, либо мы попрощаемся.

Евсей ничего не сказал и откинулся в кресле. Его глаза опасно сузились, что было нехорошо, но отступать поздно. Я вернул шкатулку с кинжалом на столик, затем встал и вышел из купе.

Это было не только испытание для казака, но и отдушина для меня. Если он сейчас выбросит шкатулку в окно, я, возможно, даже вздохну с облегчением. Очень уж инфернально выглядел кинжал, но самостоятельно избавляться от подарка Эммы мне не под силу.

Показанный проводником туалет откровенно порадовал своими изысками. Удобный унитаз и большая раковина вкупе с немалыми объемами самого помещения буквально грели душу искалеченного родной железной дорогой пассажира. Это действительно была туалетная комната. Приятная температура внутри туалета вызвала мой живейший интерес, как и благостная атмосфера в купе. Еще раз поймав проводника, я озадачил его техническими вопросами. Хоть и с горем пополам, но он все же дал мне некоторые ответы. Никаких особых чудес, по крайней мере для жителей этого мира: отопление в вагоне основывалось на том же тепловом реагенте, но другого состава. Здесь он давал минимальное давление, чтобы смесь циркулировала по трубам.

Сразу возник другой вопрос: почему бы мне не сделать что-то подобное в доме? Ну, когда разбогатею.

Закончив с экскурсией, я вернулся в купе. Шкатулка оставалась на месте, как и ее содержимое.

Ну что же, будем отталкиваться от этого.

– Евсей, давай сделаем так. Я постараюсь добиться для тебя хоть какой-то службы, а ты перестанешь взбрыкивать. Мне не нужна твоя верная служба, но хотелось бы общаться без хамства.

Казак что-то пробурчал в ответ, но возражать не стал.

– И еще касаемо добычи. Я понимаю, что для тебя это дело святое, однако давай договоримся. Берем только деньги, и не больше ста рублей. Остального не трогаем. Так мы не будем нарываться на лишние проблемы и не уйдем пустыми. Добро?

Казак выдержал солидную паузу, посмотрел мне в глаза и, криво улыбнувшись, выдавил из себя:

– Добро.

После этого он удобнее устроился в кресле и закрыл глаза.

Мне и самому хотелось подремать, тем более что завтра будет нелегкий день, а ночевка в одежде и без перехода в горизонтальное положение вряд ли прибавит нам много сил.

Ночь я провел на удивление неплохо, несмотря на сон в одежде и сидячее положение. Евсей тоже выглядел отдохнувшим и явно принявшим для себя какое-то важное решение. Его апатия исчезла, вернув на лицо сосредоточенность. Добавилось еще кое-что – он явно провел между нами определенную черту. Простоты общения больше не будет, но работать с ним станет намного легче. Теперь я для него негласный начальник, по крайней мере, пока буду выполнять взятые на себя обязательства.

А это, скажу я вам, очень непростая задача. Удастся ли договориться с генерал-губернатором, если наш разговор вообще состоится? В моей голове роились лишь планы и полупрозрачные задумки.

Впрочем, если не выгорит в Омске, поговорю с Дмитрием Ивановичем. Уверен, он войдет в положение казака, особенно если я его очень об этом попрошу.

– Скоро прибываем, – заявил принесший нам чай проводник.

Информация была к месту, потому что догадаться об этом самостоятельно было невозможно. Мало того что мне совершенно незнакомы эти просторы, так еще и за окном мелькали только смутные силуэты, скрытые густым кружевом морозного рисунка. Но, присмотревшись, можно было заметить, что ставшего уже привычным леса снаружи теперь нет, лишь небольшие рощицы проплывали мимо бегущего по рельсам состава.

Получив подсказку проводника, мы быстро закончили со скромным завтраком и стали собираться. Поэтому, как только состав остановился, сразу направились в коридор.

Как бы оперативно мы ни продвигались, проводник все равно оказался шустрее, и на перроне нас ждал весь наш багаж. А рядом с чемоданами, иронично на них поглядывая, переминался с ноги на ногу молодой городовой.

И все же первым меня в этом городе поприветствовал лютый мороз.

Или это мне так показалось после теплого вагона. Вряд ли, конечно. Ох, чувствую, нелегко мне придется за пределами родного Топинска. Странно называть родным город, в котором прожил всего-то несколько месяцев, но, во-первых, для этого мира я родился именно там, а во-вторых, очень уж мне понравился этот сказочный городишко. К примеру, хотя бы тем, что климат там был намного мягче, чем в Омске. В который раз Стылая Топь противоречит своему названию.

В общем, стиснувший меня в жестких и не самых радушных объятиях мороз напомнил, что чаще всего жизнь состоит из сплошных контрастов.

Встречавший нас городовой был примечательной личностью. В хоть и теплой, но все же уставной шинели ему наверняка было холодно, но настроения парня этот факт ничуть не портил.

– Ваше благородие, – вытянулся он в струнку, – позвольте приветствовать вас в славном городе Омске. Меня зовут Андрюха Ермолов. Его высокоблагородие велели сопроводить вас сначала в гостиницу, а затем доставить пред его ясные очи.

Судя по бровям и веснушкам на довольном лице, под папахой у Андрея не только рыжий волос, но и сотня бесенят в черепушке.

– Ну, сопровождай, если велели, Андрюха Ермолов.

От моего шутливого тона улыбка молодого городового стала еще шире.

– У тя щас ряха треснет, – недовольно проворчал Евсей, – и зубы вымерзнут.

– Не, – задорно тряхнул припорошенной снегом папахой городовой, – получалось и шире, а морда цела осталась. Зубы же у меня вообще крепкие. Сколько раз кулаком прикладывались, ни один не вылетел.

– Плохо прикладывались, – фыркнул оборотень, но явно подобрел к беззлобному малому.

Подхватив два самых больших чемодана, Андрюха направился к зданию вокзала. На перроне остался лишь баул Евсея, так что дальше я проследовал как белый человек.

Здание вокзала, конечно, было намного больше, чем в Топинске, и радовало взгляд своим внутренним убранством. Не пожалели архитекторы и городские власти ни мрамора, ни вишни на деревянные детали. В общем, выглядело богато.