Ее сила кипела в карете и потом пылала у мамаши Гулар, подпитываемая опасностью. Она ярко вспыхнула в Монтрё, но достигла своей полной разрушительной силы на «Кулике».

Теперь она исчезла, но Робин ее не забыл.

Петра в доме контрабандиста, потягивающаяся в утреннем свете. В спальне Гейнеров, занимающаяся его раной. Сестра святой Вероники, посвятившая себя помощи раненым на улицах.

Он вылез из ванны и чертыхнулся, ощутив напряжение в ноге. Встревоженный лакей помог ему дойти до кресла и одеться. У Робина было сегодня много дел, но самым сложным он считал разговор с матерью. Он снова забинтовал ногу, надел простые бриджи, рубашку и жилет. А вместо сюртука – синий шелковый халат – намек на больного, чтобы смягчить ее.

Она была права. Он изменился, возможно, из-за встречи со смертью или, как она намекала, из-за Петры. Какова бы ни была причина, пришла пора дать покой духу его отца и принять на себя всю ответственность за его графство. Странно, он с нетерпением ждал этого, но понимал, что без борьбы ничего не добьется.

Робин пошел в покои матери, что было недалеко, поскольку она все еще пользовалась комнатами рядом с графскими покоями. Ей придется освободить их, когда он женится.

Женитьба. Несмотря на их соглашение, у нее наверняка уже готов целый список невест. Благовоспитанных, утонченных девушек из хороших семей и с хорошим приданым. Девушек, знающих свет, рассудительных и прагматичных в браке. Среди них не было места безрассудной итальянской монашке, умеющей обращаться со шпагой.

Мать уже переоделась и освежилась. Увидев, что Робин ходит с тростью и прихрамывает, мать нахмурилась.

– Рана в порядке, – заверил ее Робин, поднес ее руку к губам и чмокнул в щеку. – Повреждена только мышца, я берегу ее. Правда, маман.

– Придется поверить тебе на слово. Не понимаю, зачем ты привез это с собой. – сказала она, указав пальцем на Кокетку. – Это насмешка.

– Она была средством достижения цели, – сказал Робин и поведал историю о несговорчивой графине, потому что знал, что мать одобрит это.

– Дрянной мальчишка, – сказала она, но улыбнулась. «Как мило оправдывать чьи-то ожидания».

– Могу я приказать подать мне завтрак сюда, маман? Тогда расскажу вам обо всех моих злоключениях, пока ем.

– Разумеется. Фелис, распорядись.

– Просто кофе, – сказал Робин низенькой служанке, которая тридцать лет назад приехала в страну вместе с его матерью. – Мне нужно интенсивное восстановление.

Морщинистое лицо Фелис расплылось в широкой улыбке. Она присела в реверансе и вышла.

– Итак, – сказала мать, меряя шагами комнату. – Кто она?

– Кокетка? – спросил Робин, делая вид, будто не понимает, о ком идет речь. – Я не знаю ее предков.

– Женщина, виноватая в этом. Я знаю о ней. Тревельян рассказал кое-что.

– Маман, мне действительно придется уволить Тревельяна, если вы сделали его своим шпионом.

Мать покраснела:

– Что ты хочешь скрыть от меня?

Робин погладил Кокетку.

– Кто она, Робин? Итальянка, насколько я понимаю.

– Да, католичка.

– В этой стране католиков не жалуют. Мне пришлось смотреть, как мои дети растут без святых таинств.

Он выразительно посмотрел на мать. Она не была глубоко религиозной.

– Ты не отделаешься от меня, – бросила она. – Она твоя любовница? Не вижу причин это скрывать. И все же кто она? Что она для тебя? Где она?

– Где она, понятия не имею. Это должно вас радовать. Я встретил леди в отчаянном положении и помог ей. Джентльмен должен быть галантным. Не так ли?

– Фа! – Ее любимое восклицание. – Из-за нее тебя ранили.

– Ее преследовал некий миланец, желавший во что бы го ни стало притащить ее обратно, чтобы обслуживать его хозяина. Мы переправились в Англию, но один из миланцев перехватил нас недалеко от Фолкстоуна. Случился поединок на шпагах, я был ранен, но теперь выздоравливаю.

– А твой противник? Он мертв?

– Да.

– Это хорошо. Очень хорошо. Уж если ты сражаешься на шпагах, то должен побеждать. А врага следует убить. Иначе он захочет отомстить.

– Прагматично и совершенно правильно, как обычно.

Принесли кофе и тяжело груженый поднос. Робин отпустил слуг и налил себе чашку. Он сделал глоток и содрогнулся от удовольствия.

Его мать пила кофе с молоком.

– Крепкий кофе с утра, – сказала она, хмурясь. – Это ослабит тебя. Фелис!

– Я предпочитаю именно такой, – сказал Робин, улыбаясь поспешно вошедшей служанке. – Но чтобы доставить удовольствие вам, маман, я съем слабую булочку вместо крепкого мяса.

– Фа!

Он съел кусок. Робин понимал, что не следует снова поднимать тему Петры, но спросил:

– Если я найду мою «девицу в беде», вы будете добры к ней?

– Если она должна стать твоей любовницей, то да. Если ты намерен на ней жениться, то нет.

– Вы ничего о ней не знаете, – возразил Робин.

– Напротив. Я знаю все. Она сбежала из Милана, значит, у нее нет там влиятельной семьи, которая могла бы ей помочь. Она попала в беду, значит, у нее нет денег. Она решилась путешествовать вместе с таким молодым человеком, как ты, значит, у нее нет осмотрительности или, что еще хуже, морали. Она, возможно, шлюха.

– Нет.

– Ты не смог с ней?

– Маман, вы рискуете стать вульгарной.

Она дернулась как от удара.

– Возможно, но… – Она вздохнула. – Очень хорошо. Раньше ты никогда не разочаровывал меня в этих делах. Я верю, что ты сделаешь то, что правильно.

– Что я считаю правильным, – уточнил он и откусил еще кусок.

Она не ответила, что было, предположил он, в некотором роде победой, но он знал, что с этого момента она усилит свою бдительность.

Петра покинула Олтонскую дорогу, но не нашла поворот на Ротгар-Эбби и уже стала сомневаться, правильно ли она поняла, когда ей объясняли, куда идти. Она остановилась на обочине, чтобы отдохнуть и подумать, но тут услышала стук колес приближающегося экипажа и пожалела, что стоит на виду. Появилось что-то вроде открытой повозки, запряженной двумя крепкими лошадьми, везущей, видимо, целую семью, начиная от бабушки и кончая младенцем. Худощавого сложения пара средних лет сидела на козлах.

– Мы можем взять еще одного человека, – сказал седовласый мужчина.

Петра смутилась.

– Но вы не знаете, куда я иду, сэр.

Он широко улыбнулся:

– Вперед или назад. Если вперед, мы можем подвезти вас до того места, где наши пути расходятся.