В голову лезли различные видения – а что, если Винокур в этот момент убивает очередную жертву? Но я сама себя успокаивала: нет, не может быть, он ведь должен залечь на дно, убийства сейчас, когда считается, что маньяк погиб, вызовут вопросы и ненужные подозрения. Хотя… Хотя если ему удавалось беспрепятственно убивать людей в течение многих лет и никто ничего не замечал, то почему исчезновение еще одного беспризорника или бездомного должно привлечь внимание правоохранительных органов?

Взяв с подноса бокал шампанского, я в задумчивости прошла в один из залов, желая только одного: чтобы никто из знакомых не остановил меня и не бросился на шею, уверяя, что мой вернисаж – подлинное чудо.

И вдруг я увидела его. Да, да, профессора Винокура. Я даже издалека узнала его плотную коренастую фигуру, седой ежик и бородку. Я даже отступила назад и чуть не налетела на супругу одного из федеральных министров. Пришлось болтать с ней битых пять минут о всяческих благоглупостях.

Винокур стоял ко мне спиной, замерев около моей любимой композиции, довольно зловещей по настроению (может, потому и любимой?). Бо́льшая часть публики толпилась около других работ, более ярких, более экспрессивных. А вот Винокура, как и меня, привлекли именно темные краски и атмосфера тихого ужаса, разлитого в природе и запечатленного на моей фотографии.

Отделавшись наконец от говорливой госпожи министерши, я подошла к маньяку. Странно, в списке приглашенных его точно не было, а в день открытия на приеме присутствовали только приглашенные.

Я смотрела на его толстую шею. Вот бы сломать ему хребет… Жаль, что тогда самой придется отправиться за решетку или бежать, бросив все, что имела.

Винокур плавно обернулся – как будто ожидал увидеть меня у себя за спиной. Хитро улыбнулся, обнажив желтоватые зубы. Не зубы, а клыки. Клыки волка. Да, он явно ждал меня.

– Вам нравится эта композиция? – спросила я хрипло вместо приветствия.

– В ней чувствуется внутренняя сила, – вкрадчиво произнес профессор. – Но не сила жизни, а сила смерти.

Я вздрогнула, а Винокур усмехнулся. И продолжил:

– Мы ведь намедни говорили с вами о смерти… Так вот, в этой работе вам удалось то, чего никому еще не удавалось: сделать фотографию смерти.

На большой, два на два метра, фотографии виднелся старинный, полуразрушенный, оплетенный лианами пирамидальный храм в дебрях Центральной Америки. Лучи восходящего солнца освещали лестницу, что вела как бы в никуда, а подножие все еще тонуло во тьме.

– Почему именно смерти? – спросила я тихо.

– Потому что в этом храме приносились человеческие жертвы, – не замедлил пояснить Винокур. – Ведь так?

Ну да, история и археология – его хобби. Маньяк-археолог, не смешно ли? Хотя, если учесть его тягу к подземельям и тайным комнатам…

Николай Платонович тем временем продолжал:

– Конечно, приносили. Причем это были варварские жертвоприношения. По крайней мере, с нашей сегодняшней точки зрения. Верховный жрец обсидиановым кинжалом вскрывал грудную клетку юношей и девушек, смирно лежавших перед ним на каменном алтаре, и вынимал их сердца, еще трепещущие, живые, дабы принести в жертву кровожадным божествам.

Процедуру жертвоприношения он описал с таким вожделением, с таким смаком, что я поняла: он и сам был жрецом смерти, потому что делал подобное, причем множество раз.

– Испанские колонизаторы положили конец этой захватывающей практике, – вздохнул Винокур. – Христианская церковь во все века была лицемерна, не то что эти языческие культы.

Вокруг нас сновали гости, кто-то приветливо мне улыбался, кто-то махал рукой, а я вела разговор с маньяком о том, как жрецы вынимали у жертв сердца.

– Ника, а вы ведь не пригласили меня на свой вернисаж, – с упреком заметил вдруг Винокур. – Я же думал, что мы теперь друзья!

Его тон был мне неприятен. Или профессор флиртовал со мной? Не хватало только, чтобы маньяк, заявившийся на выставку незваным, пригласил меня в ресторан! Или, что еще хуже, в свой загородный дом – на ужин. Только из чего он его приготовит, из человеческих потрохов?

– Я хотела, но ваш пресс-секретарь сказала мне, что у вас нет времени и что вы очень заняты. В конце концов, вы ведь всего себя отдаете детям! – заявила я.

Винокур укоризненно покачал головой, одновременно поглаживая свою стильную мушкетерскую бородку.

– Ника, дорогая Ника, ну зачем же так глупо врать! Если бы вы позвонили моему пресс-секретарю, она бы тотчас доложила мне об этом. У нее имеется относительно таких вещей специальное указание. Но вы же не звонили, ведь так?

Я проигнорировала его вопрос, стоя рядом с ним как вкопанная. Меня ждали другие гости, но я не могла отойти от профессора. Не могла и… не хотела.

– Да, так, – ответил тот сам и добавил с еще большей укоризной: – Вот уж чего я не терплю, так это лжи!

Я мысленно усмехнулась: и это говорит человек, который всю свою жизнь выстроил на кровавой лжи…

– А также вмешательства в личную жизнь! – продолжил он, и вдруг его тон сделался угрожающим. – Ведь у каждого из нас есть свои секреты, дорогая Ника. Об этом мы уже тоже говорили. Так сказать, есть секреты, но нет отчества?

Винокур хохотнул, и снова его отвратительный смех поверг меня в трепет.

– И хуже всего, когда кто-то, который сам не без греха, пытается наказать другого, пусть тоже далеко не праведника. Например, сжигает его дом. Или тайно проникает в другой, стараясь что-то разнюхать. Или, наконец, заявляется на работу и пытается вызвать на откровенность.

Я взглянула на собеседника и на мгновение увидела лицо маньяка – того самого монстра, который едва не убил меня в доме ужаса под Москвой.

Итак, он знал. Что же, я сама допустила ряд ошибок. И слишком близко к нему подошла.

Мое молчание, казалось, разозлило убийцу.

– Ника, дорогая Ника, что же вы словно воды в рот набрали? Неужели вы думали, что у меня в доме нет скрытых камер? Конечно, имеются! Когда я в тот вечер вернулся домой, то сразу понял – в особняке кто-то побывал. Просмотрел записи и увидел ту же самую особу, что столь неожиданно появилась в другом моем доме.

Винокур говорил тихо, и слышать нас никто не мог. Я ужасно жалела, что нарядилась в идиотское узкое черное платье, из-за чего мобильный телефон пришлось оставить в автомобиле. Так бы я могла попытаться записать наш разговор – была бы хоть какая-то улика. Но сейчас мне пришлось просто выслушивать откровения маньяка, который знал, что я не в состоянии использовать их против него.

– Конечно, вы позаботились о том, чтобы вашего лица видно не было. Черная шерстяная маска и все такое. Но ведь я не дурак, мне сразу стало понятно, что меня снова посетила та же самая прыткая мерзавка, которая прежде помогла сбежать гадкой девчонке.

– Замолчите! – не удержавшись, воскликнула я довольно громко. – Не смейте трепать имя Светы!