— А чем говорит Монолит? — отозвался Бука. — Любое пси-воздействие — это и есть Зона, в больше или меньшей степени. Может, я неправильно выразился: она не то чтобы говорит — она дает знать.

— И что же она дала тебе знать?

— Зона хочет меня остановить. И, наверное, она сделает это, если…

Он запнулся, словно сболтнув лишнего. Отвел в сторону взгляд, тоскливо уставился в глубину коридора.

— Говори, — потребовал Маус. — Если — что?

— Если не скармливать Монолиту жертвы, которых он ждет, — сказал Бука. — Первой стал майор.

Наступила тягостная тишина. Маус никак не мог понять — буквально ли говорит Бука или присущими ему условностями? Что это значит — «жертвы»?

Бука продолжил, безрадостно, устало, опустошенно:

— Я должен был сказать вам сразу — но не мог. Я опасался, что вы просто разбежитесь кто куда — едва только узнаете правду. Потому что я не до конца раскрыл вам условия Монолита.

— Самое время исповедоваться, — негромко сказал Монах. — Давай, не держи в себе, раскрой душу!

Бука посмотрел на Монаха ничего не выражающим взглядом продолжил:

— Первую часть условия вы знаете: я должен спасти пятерых — и я выполнил эту часть. Но главное не в этом: ваше спасение — это всего лишь отсрочка неизбежной гибели. Ведь всем вам было на роду написано погибнуть — каждому в свой срок. А потому придет время — и отсрочка закончится…

Бука замолчал, облизал пересохшие губы. На спутников он старался не смотреть.

— Все вы — жертвы. Жертвы, которые я должен принести Монолиту, чтобы придти к Мареву.

Теперь тишина стала полной. Каждый думал о своем. Но общая атмосфера была проста и понятна: это была атмосфера могилы.

Первым не выдержал Маус:

— Так что, Бука, может, тебе жертвенный камень подготовить? Ты как это себе представляешь? Сердца нам вырезать собрался, как это индейцы делали, или на костре сожжешь, как эти… друиды?

Бука молчал, свесив голову.

— Как же так… — пробормотал Петля, нервно вытирая вспотевшее лицо ладонью. — Не, мы так не договаривались! Идти вместе — еще ладно. Вместе в пекло лезть — хорошо. Но подыхать просто так, да еще и жертвами быть…

— Заткнись ты, Петля, — зло сказал Маус. — Никто подыхать не собирается. Это все бредни нашего Буки. У него бывает, простим убогого!

Наверное, не стоило так говорить. Он ни за что не позволил бы себе оскорбить Буку — хотя бы потому, что тот и впрямь был вроде юродивого, хоть и не скажешь об этом в лицо. Просто он испугался. Это был самый настоящий страх, который, наверное, испытывают все приговоренные к смертной казни. Потому что он знал: Бука не шутит. Не умеет он шутить, нет у него чувства юмора. Это у Зоны с юмором все в порядке: она обожает розыгрыши, правда, все шутки заканчиваются смертью того, над кем она решила посмеяться.

— Я и не собираюсь причинять вам зла, — тихо сказал Бука, и в голосе его чувствовались сожаление и вина. — Все должно произойти само собой. Кто погибнет в бою, кого-то убьют чудовища или аномалии — этого я не знаю. Но я должен был вам сказать. Мы вместе прошли через многое, и я просто хочу быть с вами честным до конца.

— А пошел бы ты поглубже с такой честностью! — заорал Маус. — Ты понимаешь, что ты несешь? Ты понимаешь?!

Бука молчал, неподвижно уставившись в пол. Он думал: наверное, сейчас он совершил ошибку. Если уж он решил идти до конца — не стоило сейчас давать волю тупой сентиментальности. Не нужно было говорить правду, ведь иногда счастье — в неведении. Наверное, и умирать всем им было бы легче, если бы никто не знал, что его час так близок.

Но он просто не мог молчать. Потому что вдруг понял, что впервые за всю свою жизнь обрел дружбу — странную «дружбу без дружбы», без всей этой свойственной ей атрибутики. Он просто не умел дружить. И все, что он мог сделать для тех, кого считал друзьями, это сказать:

— А теперь уходите. Мне не нужны жертвы. Я отпускаю вас, и с вами ничего не случится. Я сам найду Марево, сам доведу до конца свое дело…

Маус посмотрел на него исподлобья и сказал:

— Ты, Бука, конечно, странный парень. Но бросать тебя в такой ситуации и жить дальше как ни в чем не бывало — это не по мне. Да я братьям сталкерам в глаза смотреть не смогу! Нет уж, раз я дал тебе слово… Ха, это тебе снова пообещал Монолит?

Он вдруг оживился, словно уцепился за спасительную соломинку:

— Много ли своих обещаний выполнил Монолит? Он обещал укокошить нас в качестве жертвы? Так вот: лично я обещаю тебе — я не сдохну! Я доведу тебя до самого гребаного Марева — и останусь цел! И вы все… — он ткнул по очереди в Монаха, Антонова, Петлю, — вы все останетесь живы! Несмотря на эти долбаные условия этого долбаного Монолита!

Бука продолжал рассматривать пол. Там валялась «лапа» с ПДА. Красная точка по-прежнему горела в центре.

Теперь заговорил Монах, спокойно заговорил, с расстановкой:

— Все это путь, братья. Путь, с которого свернуть никак не выйдет. Все мы, конечно, грешники, но все же дана нам дорога — через адское пекло пробиться к свету — и по ней придется топать до самого конца. А коли убоимся — так чем мы тогда отличаемся от этих тварей без души, без сердца?

Он кивнул в сторону окна, за которым где-то внизу неприкаянно шастали зомби.

— Все правильно, — Маус подсел к Буке, похлопал его по плечу. — Найдем мы твое Марево и придумаем что-нибудь, чтобы сохранить наши задницы в целости и сохранности. Согласен?

Бука посмотрел на сталкера, слабо улыбнулся.

— Вот и ладно, — решил Маус. — Ну что, отдохнули, поболтали — пора думать, как выбираться отсюда. Зомби внизу, конечно, смущают, но, может, придумаем что-нибудь?

— Тихо! Вы слышите? — воскликнул вдруг Антонов, подымаясь и вслушиваясь.

Все прислушались. Заглушая монотонный шум безмозглой толпы, что-то низко гудело, медленно повышая тон.

— Генераторы! — радостно объявил Антонов. — Выжигатель включился. Сам! Заработал снова!

— Круто… — беря в руки шлем, произнес Маус. — Я только не пойму, чему ты радуешься?

— Надо найти пульт! — решительно сказал Антонов. — Я все объясню!

Они отправились по коридорам, двигаясь в режиме боя, в готовности отразить внезапную атаку. К счастью, зомби еще не успели добраться до верхних этажей, и «монолитовцы» тоже не спешили возвращаться. И особенно радовало то обстоятельство, что здесь, внутри здания, не было необходимости постоянно таскать на голове шлем — это здорово утомляло.

Пульт нашли довольно быстро — и снова благодаря смекалке Антонова, который четко просчитал, что и где должно располагаться в этом здании. Пульт был похож на уродливый железный стол, переходящий в не менее уродливый железный шкаф. Все оборудование пришло сюда из восьмидесятых годов двадцатого века, за исключением какого-то древнего ноутбука с крохотным дисплеем, брошенного поверх каких-то шкал с подергивающимися стрелками. Ноутбук, похоже, остался от девяностых.