Мы подошли ближе, и двери распахнулись. Внутри оказалось куда меньше людей, чем я ожидала. Король восседал на высоком деревянном троне в самом сердце зала, а справа от него сидел священник, одетый в шерстяную рясу. Перед троном стояли две девочки. Одной на вид было лет четырнадцать: бледная, сердитая, со сжатыми кулаками. По лицу другой, которой вряд ли исполнилось и десять, вовсю текли слезы.

– Ну пожалуйста, папа, – рыдала она. – Не посылай меня к нему.

Король со вздохом взял ее за руку.

– Бейвин, мы расстаемся совсем ненадолго. Всего на год – в худшем случае, на два.

Услышав о худшем случае, девочка зарыдала еще сильнее, и девушка постарше обняла ее за плечи.

– Она совсем маленькая, папа, – сказала она. – И я не верю, что король Шехналл о ней позаботится.

– Так вот кто напичкал Бейвин ложными домыслами, Слойне. – Священник погрозил пальцем бледнолицей девушке, и та злобно глянула в ответ.

– Отец Маркон, я собственными глазами видела, что собой представляет верховный король, когда он напал на Манстер. То, что я сказала, – никакая не ложь. Шехналл – омерзительный человек.

– С тех пор минуло двенадцать лет, и твой отец – твой король! – желает мира. Нам всем приходится идти на уступки.

– Разве мирного соглашения не достаточно? – Слойне перевела сердитый взгляд со священника на отца. – Зачем королю Шехналлу еще и брать Бейвин на воспитание?

– Таковы традиции нашей страны, дочка. – Король Бриан выпрямился, широко раскрыв голубые глаза. – Мы сближаемся с другими кланами, отдавая детей на воспитание. Именно дружба между кланами поможет мирному соглашению выстоять в годину бедствий.

– И брак, наверное, тоже не помешает? – Слойне не обвинила отца прямо, но ее тон не оставил сомнений, что она имела в виду.

– Я не выдам тебя ни за Шехналла, ни за его сына, – заверил ее король Бриан. – И тем не менее тебя ждет скорое замужество. Как бы отцу ни хотелось, чтобы дочери навсегда остались рядом, этому, увы, не бывать.

Король со вздохом усадил младшую на правое колено.

– Ты очень хорошая девочка, Бейвин, и мне нужна твоя помощь, чтобы заключить мир с верховным королем. Ты ведь поможешь папе?

Та серьезно кивнула, смиряясь с уготованной участью.

– Вот и хорошо. А теперь идите и помолитесь, – сказал отец Маркон. – Сестра Марта ждет в церкви.

Слойне нахмурилась, но Бейвин кивнула, и они выбежали из зала.

Слушая их разговор, я чувствовала, что закипаю от гнева. Детей отдают на воспитание в другие кланы, когда семьи дружат, а не враждуют. Я осторожно отступила поглубже в тень.

– Слойне права, – заявил Тейг, повысив голос. – Бейвин еще слишком мала. Нельзя отправлять ее в Мит.

– Именно поэтому я выбрал ее, – ответил Мурха, кивая. – Если все обернется… неудачей, Шехналл ее не тронет. Любого мальчика из нашего клана он может убить, а девушку постарше – например Слойне – заставить выйти замуж. Бейвин – ребенок. Ее собственная невинность защитит ее.

– Блаженны миротворцы, – молвил отец Маркон, – ибо их нарекут сынами Божиими.

Мурха промолчал, но решимость не покинула его лица. Он не собирался отказываться от задуманного. У меня из головы все не шли лица бедных девочек. Отступившая было волна страха вновь накрыла меня с головой. Вежливый и обходительный Мурха оказался настоящим интриганом, использующим младших сестер как разменные фигуры в борьбе за власть.

– Довольно, Тейг. Менять планы слишком поздно. – Король Бриан поднял руку и взглянул в мою сторону. – Мурха, что за незнакомку ты привел в мой дун?

Внезапно из его голоса исчезли без следа и нежность, с которой он обращался к дочерям, и тепло, с которым говорил с сыновьями. Мои внутренности крепко сжал невидимый кулак.

Мурха жестом приказал мне приблизиться.

– Помнишь, я рассказывал о лекарке, которая спасла жизнь жены Лонона во время родов? Это она. Прибыла в Киллало лишь вчера вечером, но уже успела помочь кое-кому из местных, и все ее хвалят.

Я приблизилась к королю. Издалека было непросто разглядеть его как следует, и я обратила внимание лишь на глаза – голубые, как у Мурхи. Вблизи же я увидела седую бороду, глубокие линии морщин вокруг щек и рта, и широкие крепкие плечи молодого мужчины. Этого человека боялась вся Ирландия. Человека, на которого я обязана произвести впечатление.

Король Бриан пристально взглянул на меня:

– Сын утверждает, что не знает, откуда ты родом.

Я вытерла руки о передник. Томас велел лгать смертным, что я родилась в деревне близ острова Феннит: они, мол, все равно не удосужатся проверить. Он ошибался. За годы странствий я мало общалась со смертными, но они не раз удивляли меня, оказавшись умнее, чем я ожидала. Пусть даже Манстер – самая крупная ирландская провинция, здесь живут сплоченные кланы. Рано или поздно в Киллало обязательно явится кто-нибудь из окрестностей Феннита и скажет, что никогда обо мне не слышал. Если я хотела остаться в дуне Бриана Бору, пока подрастает Броккан, нельзя попадаться на лжи.

– Я лекарь, – сказала я. – У меня нет дома. Я брожу по всему острову и нахожу ночлег лишь по милости людской.

– Но где ты жила до того, как стать лекарем?

Внезапно меня осенило. Готова ли я пойти на это?

– Раньше моя семья жила неподалеку от Ласкского монастыря.

– Разве он не возле Дублина? – нахмурился Бриан. – Ты из викингов?

– Нет, я ирландка.

Отец Маркон прищурился:

– Ты жила в женском монастыре?

– Нет, я была мирянкой. Мы с матерью и сестрой помогали монахиням.

– Около шести лет назад Ласкский монастырь сгорел, верно? – Бриан посмотрел на священника.

– Да, верно, – ответила я. – На нас напали викинги и перебили всех монахинь. Мои мать и сестра тоже погибли в огне.

Я замолчала, надеясь, что моя изуродованная кожа поможет королю додумать остальное. А поскольку все монахини Ласка умерли, меня некому уличить во лжи. Пока король и священник перешептывались, я молча ждала, почти не осмеливаясь даже дышать.

Когда Бриан заговорил со мной снова, его голос уже звучал не столь сурово.

– Отец Маркон считает, что ты – монахиня, нарушившая обеты. Если это так, я могу подыскать тебе место в другом монастыре.

Я покачала головой:

– Нет, я никогда не давала обеты. Я была обычной мирянкой.

– Тогда хватит ходить вокруг да около, – нетерпеливо вздохнул отец Маркон. – Из какого ты клана? Кто твой отец?

– Неужели это правда так важно? Важнее моих слов и поступков?

Все четверо молча уставились на меня. Сказанное изумило их – как, впрочем, изумило бы и моих сородичей.