Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я давно не сплю. Просто серый, дождливый рассвет, обычный и привычный, ничем не отличающийся от других рассветов моей жизни, ворвался в эту комнату, заставляя распахнуть глаза. Мне кажется, что вот так же уютно и спокойно в последний раз просыпалась я в другой жизни. А может, всё прежнее было и не со мною вовсе?
Пошевелиться невозможно. Я не знаю, спит он или нет, только крепкая рука перекинута через мою грудь, да так, что полностью охватывает левую, ту, что ближе к постели. А нога Давида закинута сверху на мое бедро. Но эти моменты я отмечаю вскользь — не они являются центром моего внимания. Я мысленно сосредоточена на… да на своей ягодице, в которую упирается горячая пульсирующая плоть. Оценив ситуацию, я понимаю, ЧТО именно меня могло разбудить.
Он не двигается и дышит, как мне кажется, ровно и глубоко. Но теперь-то, после вчерашнего вечера, поверить в то, что он способен крепко и беспробудно спать, я не могу. Некоторое время жду, что он начнет ласкать меня, ведь желание очевидно! Но ничего не происходит.
Нужно заснуть. Просто поспать еще немного, а там наступит утро, Давид проснется, уйдет на службу, ведь у него, вероятно, множество обязанностей. А я спокойно решу, как мне жить дальше. Назад, в клан Техников, мне дорога заказана — это понятно. Впереди — поездка в Солнечногорск. Всё, вроде бы, четко и ясно. Только объяснил бы кто-нибудь, что мне делать с этим мужчиной! Чего от него ждать? Как на него реагировать… Как, в конце концов, выбраться из этого захвата?
Попытка пошевелиться и скинуть с себя тяжелую ногу привели только к одному — пульсация его члена, упирающегося теперь куда-то в развилку между моими ягодицами, явно усилилась! И будь сейчас рядом любой другой мужик я бы уже впала в состояние крайней паники. Но воспоминания о том, что у нас с Давидом было вчера всё еще настолько ярки в моей памяти, будто не ночь прошла после этого, а всего-то пара минут!
Никогда такого наслаждения не испытывала ни с кем, даже с… нет-нет, не нужно. Мысли в данном направлении неизбежно приведут к угрызениям совести, а я не хочу, не могу сейчас отказаться от радости находиться в жарких объятиях Давида. Но моя безумная вчерашняя страсть, и его ласки — такие жаркие, такие стыдные, все это заставляло желать повторения. И я, надеясь, что он все-таки еще спит и не поймет, что я делаю это специально, потерлась о ту часть его тела, которая не давала мне покоя сейчас. И ощутила легкий толчок его бедер навстречу! Да нет! Просто показалось!
Просто мне не нужно было начинать это. Просто сделав маленький шажок, я уже не могла остановиться! Во рту пересохло и мне безумно хотелось развернуться в его руках, посмотреть в его лицо, поцеловать… Но не могла — было стыдно, ведь он, конечно, поймет, что я хочу повторения вчерашнего! Ведь поймет и насмешек мне не избежать!
Взгляд поблуждав по стенам, скользнув в окно, вернулся вновь к кровати, на которой, казавшейся еще вчера неудобной и узкой, сейчас было так уютно, тепло и приятно лежать. Я рассматривала руку, перекинутую через меня. Черные короткие, но густые волоски, проступающие вены на запястье, упругая, чуть смуглая, на фоне светлого постельного белья, кожа — всё это безумно манило меня. Я долго сопротивлялась себе и всё-таки не смогла удержаться… Сама не поняла, как так получилось, только, чуть приподняв голову, я, желая просто поцеловать, почему-то прикусила кожу на его предплечье и зажмурившись ждала реакции. И она не заставила ждать долго!
Буквально через мгновенье я оказалась подмята под сильное мужское тело, ноги мои каким-то непостижимым для меня образом широко раскинулись и он поместился между ними, теперь уже упираясь своей пульсирующей упругостью прямо в средоточие моих пошлых желаний!
— Открывай глаза, бесстыдница!
Заливаясь краской стыда, я приоткрыла сначала левый глаз, а потом — правый и задохнулась от этой волнительной картины — опираясь на вытянутые по обе стороны от моего лица руки, он улыбался. И этот потрясающе красивый мужчина вчера переживал, что из-за ранения будет недостаточно хорош, чтобы мне понравиться! Да одних плеч его широченных, с бугрящимися тренированными мускулами, достаточно, чтобы потерять голову! Да одного взгляда на чувственно изогнутые, по-девичьи полные губы достаточно, чтобы больше никогда не смотреть в сторону других!
— Ты так смотришь… совсем дело плохо? — он, действительно, обеспокоен своим внешним видом! Ох уж эти мне красавчики!
— Хуже некуда, — говорю ему грустным голосом, еле сдерживая хохот. — Настолько плохо, что я даже не зна-а-аю, как тебя, бедненького, пожалеть. Может так?
Заставив себя смотреть в его глаза, хотя от стыда и хотелось зажмуриться вновь, я провела рукой по гладкой коже груди, тронула сжимающийся от моего прикосновения твердый живот и коснувшись темных завитков волос в паху, обхватила член. Он резко втянул воздух сквозь сжатые зубы, и моя скромность испарилась в ту же секунду от понимания собственной власти над ним. И, поражаясь своему бесстыдству, я скомандовала:
— Ложись на кровать.
Давид удивленно хмыкнул, но подчинился. Стараясь не растерять смелость, я целовала его плечи, маленькие тугие соски, густую поросль волос на груди и по тонкой их полосочке спустилась к паху. Нет, ну разве это возможно? Как один человек может быть настолько совершенен… везде? При утреннем свете, да еще с такого маленького расстояния, я могла сейчас хорошо разглядеть его плоть, перевитую венами, с трудом помещающуюся в обхвате моей ладони. Красивый, большой, гладкий, горячий, с капелькой смазки на самом кончике.
Я не поднимала глаз вверх, но чувствовала, что Давид смотрит на меня. Только теперь уже не хотела останавливаться. Наоборот. Мне хотелось попробовать, каков он на вкус, узнать, действительно ли так бархатиста кожа его головки, как мне это кажется. И сама возбуждалась от этих мыслей, сочилась влагой, чувствовала томление внизу живота.
Осторожно потрогав языком сверху, лизнуть там, на самой вершине, где подрагивает маленькая капелька влаги. И понять, что это удивительно приятно, что и запах и вкус вполне соответствуют этому мужчине — идеальному во всем, абсолютно совершенному внешне. И получить в награду вид его нпрягшегося еще сильнее пресса, дрогнувшего в моей руке члена. А дальше просто потерять голову от своих действий, от его легких толчков внутрь моего рта, а самое главное, от реакции Давида — от тихих хриплых стонов, от вида комкающих простыню, побелевших пальцев… И ускоряясь, вбирая его плоть глубже, чувствовать, как содрогается он всем телом, как пульсирует готовый вот-вот излиться, с трудом помещающийся в моем рту, член. И отказываться останавливаться, услышав прерывистое:
— Регина, хватит… иди ко мне…
И подчинится только не оставляющим выбора рукам, обхватившим за плечи и тянущим вверх. А потом устроиться сверху, послушно раздвинуть ноги, повинуясь сладкому шепоту и умоляющему взгляду. И сесть на него сверху, медленно, направляя своей рукой, и самой задохнуться от удовольствия и замереть, упиваясь чувством наполненности и пониманием, что мы с ним… что я и он — единое-целое. И впервые в своей жизни плакать, приближаясь к собственному оргазму… от его слов, сказанных, глядя в мои глаза: