— Регина, я люблю тебя… очень тебя люблю… никому… никому не отдам… никуда не отпущу…

И верить каждому слову, забываясь в сладких судорогах, крепко прижимаясь к его груди…

… — Ты согласна?

Не знаю, о чем он, но готова согласиться на все, что угодно сейчас, когда его палец чертит замысловатые узоры на моей груди, не прикасаясь к вершинке и, может быть, этим ожиданием заставляющий сжиматься в тугую горошину сосок.

— На что?

— Ты не слышала, что я говорил? — спрашивает он, поднимая удивленно бровь.

— Не-е-ет.

— Я повторю. Так и быть, — я вижу, что эти слова даются Давиду с трудом, что, вполне возможно, он и не говорил этого раньше. Но, глубоко вдохнув, он все-таки произносит, подтверждая мои догадки. — Никогда и никому этого не говорил. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты была моей… женой. И ты ничего не говори сейчас. Я понимаю, ты, возможно, пока не чувствуешь ко мне того же… Хотя я бы очень этого хотел. Но может быть, когда-нибудь тоже сможешь… Почему ты снова плачешь? Я чем-то обидел тебя?

И я снова верю. И словам. И ласковому взгляду. И пальцам, осторожно стирающим мои слезы. Я еще не разобралась в своих чувствах, я еще не поняла толком, что именно испытываю к нему, но он так искренне ждет ответа, что я не имею права сейчас промолчать. И я говорю на одном дыхании:

— Люблю тебя. Согласна-согласна-согласна…

…И рассвет всё тот же — дождливый и серый. И в окно дробным стуком бьются капли дождя. И впервые почему-то промозглое и холодное утро чудится мне солнечным и счастливым. И хочется, чтобы так было всегда.

Эпилог. Спустя год.

Милана.

На помосте посреди огромного заводского двора стоит Пророк. Сейчас даже мысленно я не могу назвать его по имени. Он именно — Пророк, человек, дарующий людям надежду, рассказывающий то, о чем многие в огромной толпе и помыслить не могут. О чем говорит он? Я не могу слышать этого. Я смотрю на него из окна нашей комнаты, с высоты второго этажа.

Но я всем сердцем рядом с ним. И кажется мне, что я тоже стою на помосте, непременно слева от него — со стороны сердца… За прошедший год я научилась чувствовать его, я научилась понимать без слов, без взглядов своего единственного мужчину. Год назад, полюбив его всем сердцем, я и вполовину оценить не могла всех Жениных потрясающих человеческих качеств. Зато теперь я знаю, какой он ласковый, какой трепетный, какой страстный. Теперь я знаю, насколько он благороден и добр, насколько щедр и заботлив. И не только по отношению ко мне и другим близким людям, но и к чужим, и к незнакомым совершенно, и даже к предателям.

В двух шагах за его спиной стоит Тимур. С некоторых пор надобность в Таисии, как в щите, заслоняющем Пророка от негативных эмоций толпы, сама собой отпала. Ее заменил Тимур, уже не раз доказавший свою преданность. Он умеет воздействовать на умы людей намного лучше Таи. Антон предложил Пророку самому выбрать наказание для предателя. И Женя просто отпустил его, разрешив взять с собой оружие, пищу, воду, все самое необходимое и даже договорившись с людьми моего отца, чтобы те, уезжая из Питера, подвезли парня до половины дороги в сторону Москвы.

Он вернулся через два дня. Потерянный и осунувшийся. Он так и не доехал до Москвы. Но вовсе не потому, что этот путь оказался трудным, а по причине того, что осознал, понял, раскаялся и оценил…

Внизу, перед помостом стоит, расставив ноги на ширину плеч, красавчик-Давид. Меня Женя не взял в качестве телохранителя. И в поездках сопровождает его именно Давид, ну и еще целая группа обученных мною бесконтактному бою солдат.

Еще недавно я ездила тоже. И сегодня впервые собираюсь отказаться. Мне совершенно не хочется отпускать завтра в Новгород Женю одного. Более того, я бы очень хотела повидать отца. Но теперь у меня есть очень веская причина больше заботиться о себе самой. И я жду не дождусь, когда смогу рассказать об этой причине своему мужчине.

Люди, слушающие Пророка, улыбаются. Сегодня он приехал с хорошими новостями — из Солнечногорска скоро приедут специалисты для помощи нам. Они обещают здесь, на месте, наладить спецагрегаты для очистки грунта и воды. А еще в группе будут несколько ученых, создавших мини-завод по производству лекарств. Если все пойдет так, как задумано, очень скоро и у нас появится собственная фармацевтическая промышленность.

Многое изменилось за этот год и на территории Северной группировки, которая становится все больше и больше, и во всем городе. Почти каждый день к Пророку прибывают главы маленьких и больших кланов, президенты других городов, чтобы заручиться поддержкой, чтобы заключить договора о сотрудничестве. Настоящие — на бумаге. И у меня, кстати, есть теперь документ, в котором в графе муж значится «Евгений Чуйков».

Тревожные вести пока приходят только из Москвы. Земцов наращивает военную мощь, и возможно, когда-нибудь начнется война, но пока, как утверждают странники Пророка, можно об этом не беспокоиться. Да и подготовкой нашей, тоже не маленькой, и увеличивающейся с каждым днем, армии, занимается профессионал в своем деле — Антон Жук, полностью переложив управление городом на плечи моего мужа.

… Наконец выступление заканчивается, и я, перепрыгивая через ступеньки несусь ему навстречу со второго этажа. И когда Женя, переговариваясь с Ярославом, Антоном и еще какими-то мужчинами, на которых я просто не обращаю внимания, входит в холл, я бросаюсь ему на шею, прижимаюсь всем телом. И он, совершенно не стыдясь, целует меня и гладит по отросшим ниже плеч волосам. И я произношу вопрос, который задаю после его выступлений всегда, хотя вот уже почти год ответ на него остается неизменным:

— Как ты себя чувствуешь?

— Замечательно. Даже лучше, чем в прошлый раз! Спасибо тебе, милая моя.

… А ночью, когда он только мой, когда, наконец, нас оставляют в покое, и я могу позволить себе абсолютно всё, я ласкаю его так, как больше всего нравится нам обоим, я целую его до изнеможения, и получаю в ответ не менее страстные ласки. А потом, когда уставшая и безмерно счастливая, устраиваюсь на Жениной груди, он вдруг спрашивает:

— О чем ты мечтаешь?

Я отвечаю именно так, как чувствую — чистую правду:

— Быть с тобой.

— И всё? Разве это — мечта, ерунда какая!

— Ах, ерунда, — я шепчу ему в шею, всерьез раздумывая над тем, не укусить ли его в качестве наказания. — Значит, ТЫ мечтаешь о чем-то другом? Не о том, чтобы мы с тобой всегда были вдвоем?

— Конечно! — он смеется надо мной, обижая тем самым еще больше.

«Конечно» — у него масса задумок, у него куча планов, вокруг него тысячи людей, и вовсе неудивительно, что общее благо, жизнь города, благополучие жителей, Женя ставит превыше моего такого ничтожного, такого мизерного желания — быть с ним. А хотя, вполне возможно, что я не совсем трезво оцениваю ситуацию, и одна из тех женщин, что десятками падают к его ногам, что, не заботясь о моем наличие рядом, делают ему такие предложения, что порой я с трудом сдерживаюсь, чтобы не применить к ним какой-нибудь из моих приемчиков, все-таки сумела занять мое место в его сердце! Эта мысль заставляет меня задохнуться от боли, отстраниться и попытаться уйти. Только уже у самого края кровати он перехватывает меня, укладыват себе на грудь и, крепко прижимая к себе руками, шепчет прямо в губы: