Игорь переводит на него спокойный взгляд.

– Кости человека поглощают определенные химические маркеры из почвы того региона, где он проживает. Соотношение элементов – кислорода, свинца, цинка и так далее – в почвах большинства регионов остается одинаковым на протяжении сотен тысяч лет, с тех пор, как формировались реки и горы. А есть и современные маркеры. Очень легко определить, что Сюзанна номер один – американка, а не европейка, потому что в Америке и Европе используются различные источники этилированного бензина.

– То есть наши кости впитывают всякую хрень из воздуха? – вдруг оживляется лейтенант Майрон. – Так ведь мы уже давно отказались от этилированного бензина!

– Неважно, – терпеливо отвечает Игорь. – Да, сейчас он запрещен, но его следы до сих пор обнаруживаются в почве и в нашей костной ткани. А маркеры Сюзанны номер один указывают на то, что она в течение многих лет проживала рядом с определенным набором шахт, скорей всего, неподалеку от Ноксвилля, Теннесси. Сколько именно лет – не знаю. И место ее смерти мне тоже неизвестно. Я, возможно, смог бы это сказать, будь у меня образец ее ребра. Ребра человека постоянно растут и меняются, поглощая вещества из окружающей среды. С их помощью можно установить место проживания человека в последние восемь-десять лет его жизни. Но скелеты жертв неполные: из могилы удалось извлечь лишь отдельные части головоломки.

– Мексика. Теннесси. – Билл не сводит взгляда с лейтенанта Майрон. – Ваш убийца, вероятно, кочует с места на место. А Террел ни разу не уезжал из дома.

– Он не мой убийца.

Билл оставляет сарказм лейтенанта Майрон без внимания и продолжает что-то строчить в телефоне.

– Перестаньте, пусть Игорь договорит, – призывает к порядку Джо.

– Ничего-ничего, – улыбается Игорь. – Я даже рад выбраться из лаборатории. И особенно – лично познакомиться с вами, Тесса. Подобные встречи вдыхают в мою науку… жизнь. А это дело представляет особый интерес. Мне удалось извлечь еще больше информации из останков Сюзанны номер два и ее нерожденной дочери. В них содержатся элементы вулканической почвы и маркеры, указывающие на то, что в рационе жертвы было много кукурузы. Я могу предположить, что она родилась в Мехико или где-то неподалеку. Мы с Джо считаем, что ей было около двадцати лет.

– Это еще не все? – спрашивает Билл.

Игорь кладет ладони на стол.

– В могиле был лишь один череп, который принадлежал Сюзанне номер два. Я попросил Джо прислать мне образцы определенных зубов, потому что зубы позволяют выстроить хронологию. – Если прежде он говорил монотонно, словно читал лекцию, то теперь его голос немного оживляется. – Эта наука открывает поразительные вещи! В детстве мы суем в рот все что ни попадя. Зубная эмаль поглощает пыль. Первый моляр формируется к трем годам – и как бы замораживает изотопный сигнал в этом периоде. Первый моляр Сюзанны номер два говорит нам, что она в раннем детстве жила в Мехико. Третий моляр заканчивает формироваться в подростковом возрасте – в случае Сюзанны номер два это по-прежнему был Мехико. А что потом – не знаю. Ближе к совершеннолетию она переехала или ее похитили.

– С ума сойти. – Лейтенант Майрон обводит взглядом присутствующих. – Правда?

Непонятно, действительно она восхищена, или голова у нее идет кругом от недосыпа и постоянного присутствия зверского насилия в рационе.

– А почему вы уверены, что она уехала из Мехико живой? – спрашивает Билл. – Известно, что убийца перемещал останки минимум дважды. Он не сразу закопал своих жертв в том поле рудбекий, где нашли Тессу. – Билл резко переводит взгляд на меня, словно только что вспомнил о моем присутствии. – Извини, Тесса. Я просто хочу сказать, что, возможно, через границу перевезли уже ее останки.

Лейтенант Майрон зарывает пальцы в волосы.

– Если жертву похитили или она была нелегалкой, установить ее личность практически невозможно. Родные не разместят в базе ДНК дочери-нелегалки. А если они подумали, что их дочь попала в руки торговцев наркотиками, то тем более не захотят поднимать шум – чтобы не нарваться на новые неприятности. Эти изверги вешают обезглавленных жертв на мостах. Родителям надо думать о безопасности остальных детей.

Джо кивает.

– Она права. Я работала над останками девушек и женщин, убитых и зарытых в пустыне неподалеку от Хуареса. Беседовала с их семьями. Все они запуганы до смерти. В этой пустыне погребены сотни девушек, и с каждом годом их все больше.

– Я могу лишь рассказать о том, что выяснил. – Игорь пожимает плечами. – Не буду скромничать, в таких старых делах криминалистам редко удается что-то узнать. Я занимаюсь передовой наукой. Нам повезло, что эти женщины жили в регионах, почвенные маркеры которых уже известны и изучены. Я мечтаю в ближайшие десять лет охватить большую часть мира, однако пока вся карта в белых пятнах.

По лицу Билла невозможно угадать, о чем он думает, но я-то знаю. Уже слишком поздно. Вероятно, когда-нибудь ученые смогут установить личности Сюзанн, но Террела это не спасет.

Тут лейтенант Майрон, оживившись, вскакивает и пихает Билла в плечо.

– Не унывайте! Вы же из тех техасцев, что верят в эволюцию, а? – Она поворачивается к остальным. – Мы займемся поиском по газетным архивам и базам пропавших без вести. Будем искать девушек в возрасте пятнадцати – двадцати пяти лет, которые пропали в районе Теннесси и Мехико. Особенно Теннесси внушает надежду. А вы молодец, доктор Франкенштейн. Это уже что-то, это реально. Вы думали, мне плевать? Нет, не плевать, просто мне нужны реальные зацепки.

Она бы сейчас точно не захотела оказаться в моей голове. Там творится страшное: я гадаю, почему ни одна из Сюзанн не говорит со мной по-испански.

Я тихо вхожу в дом и первым делом замечаю на кухонном стуле аккуратно сложенную одежду из моей поездки в Хантсвилл. Интересно, кто отделил эти вещи от остальных – Чарли или Лукас? Кто из них видит меня насквозь?

На журнальном столике – чистая волейбольная форма Чарли. Перед диваном валяется пылесос, проглотивший с пола все крошки попкорна. Лукас занимался приземленными (и очень важными) аспектами моей жизни, пока я пыталась осознать глубокую связь человека с землей и ветром, которые оставляют свой след в наших костях.

Я верю доктору Игорю. Конечно, это сложно назвать наукой, но одно время я была совершенно убеждена, что пыльца Чернооких Сюзанн передается от меня другим, стоит случайно задеть их плечом или пожать им руку. Все думали, я уклоняюсь от рукопожатий, потому что у меня невроз. А я просто пыталась защитить окружающих меня людей.

Теперь я взрослая. Мои рукопожатия тверды, как дедушкины, я дважды в день заключаю дочь в крепкие объятья и позволяю друзьям отпивать чай со льдом из моего стакана – даже бровью не повожу. Но я не перестала быть Черноокой Сюзанной. Это клеймо. Как «шизофреничка». «Жиртрест». «СДВГ».

Лукас приподнимается с дивана, видит меня, падает обратно и тут же засыпает. Солдат спит, пока может. Ладно, так и быть, не буду звать Чарли. Она наверняка у себя в комнате – исполняет привычный затейливый танец: Джейн Остен, алгебра, чат. Повторить.