Мисс Белл: Очень редко. Когда он напивается. Но сейчас он как раз от этого лечится.

Мистер Линкольн: Твой кошмар – очень жуткий. Ты тонешь, а помочь некому…

Мисс Белл: Нет, мой папа всегда за мной ныряет.

Мистер Линкольн: Любопытно. Раньше ты мне не говорила про такую концовку. Может, он не за тобой ныряет, а за кольцом?

Мистер Вега: Так, Ваша честь, вот теперь я протестую.

12 дней до казни

– Восстановить память о каких-то событиях бывает непросто, – говорит доктор Джайлс. – Это не какой-нибудь волшебный фокус. Да я и не специалист по гипнозу.

Я смотрю на то же пустое велюровое кресло, в котором на прошлой встрече она просила представить монстра – и завалить его вопросами. В уголке пристроилась лохматая белокурая Барби со вскинутыми вверх руками – словно рефери, подтверждающий факт тачдауна.

– Тогда как это сделать?! – умоляюще восклицаю я.

– Некоторые врачи используют прием веревки или лестницы. Или просят стать наблюдателем, увидеть событие со стороны. Есть знаменитая цитата: болезненное воспоминание часто сродни серии неподвижных кадров или немому кино. Наша задача – подобрать музыку и слова…

– Так давайте подберем музыку, – говорю я. – И сами кадры. Я выбираю… стороннее наблюдение. Давайте снимем кино.

Про Аврору я ей не рассказала. Девочка уже благополучно вернулась во Флориду к приемной маме.

Не говорю я доктору и о том, что хочу дать Лидии главную роль в сегодняшнем фильме. Она всегда этого хотела – а я раз за разом лишала ее этой возможности. Сначала я была маленькой девочкой, у которой умерла мама. Потом – Черноокой Сюзанной.

Надеюсь, в этом кресле сегодня появится Лидия и расскажет мне что-то новое, неизвестное. У нее всегда есть в запасе что-то такое.

– Если вы действительно хотите попробовать гипноз, я посоветую вам другого врача. Я этим не занимаюсь.

– Не хочу другого врача.

У меня на лбу выступает пот. Я свисаю с потолка, как летучая мышь в темноте.

Итак, вот она я. Стою на парковке. Завязываю розовые шнурки на кроссовках «адидас» (шнурки я нашла в рождественском чулочке над камином). Поднимаю голову. И вижу Мерри. У нее во рту кляп, и она прижалась лицом к окну фургона. Я бегу. Хватаю липкую трубку телефона-автомата. Молюсь, чтобы человек за рулем фургона, поворачивающий ключ в замке зажигания, меня не заметил. Внезапная, невыносимая боль в лодыжке. Падаю лицом в асфальт. Над головой возникает его лицо. Меня поднимают сильные руки. Черные.

– Тесса. Ты что-то видишь?

Не сейчас. Нельзя останавливать показ. Кино в самом разгаре. Еще! Закрываю глаза и вижу ослепительный свет. Лидия танцует с Сюзаннами, сталкивает их со сцены. Поет «Вог» вместе с Мадонной на моей кухне. Расчесывает мне волосы, пока кожу головы не начинает приятно покалывать. Изображает тренера Винкля с его похабной болтовней: «Всякий раз, когда будете этим заниматься, представляйте себе мою физиономию. Я ору: «Мандавошки! Мандавошки!»

В голове одновременно вспыхивают десятки образов. Рисунок Лидии с рыжеволосой девочкой и полем свирепых цветов. Пьяный мистер Белл. Собаки тявкают и бегают кругами, как ненормальные. Миссис Белл плачет. Мы с Лидией мчим на велосипедах, пригнувшись к рулям. «Форд Мустанг» мистера Белла сопит во дворе, как злой огнедышащий дракон, а мы прячемся в клумбе с цветами. Мой отец спокойно разговаривает с ним на крыльце, просит его ехать домой. Это было всего однажды – и сотни, сотни раз.

Я – защитница. К горлу подступают слезы.

Снято. Следующий дубль. А вот и любимый доктор – звали? Этот эпизод я уже видела. Лидия. А вон там под деревом – мы с Оскаром. Какой красивый университетский городок, как приятно по нему гулять. Если бы я пошла вслед за Оскаром, тянувшим меня в другую сторону, я бы никогда это не увидела.

Камера наезжает на Лидию, при желании я могу даже прочесть названия книг, которые она держит под мышкой. Притворяется студенткой. Заговаривает моему врачу зубы – говорит пылко и быстро, в своей фирменной манере. Врач куда-то спешит и дает ей вежливые односложные ответы: явно хочет поскорей убраться.

Сентябрь, 1995

Мистер Линкольн: Ваша честь, прошу считать поведение свидетельницы враждебным и предубежденным. Я терпелив, но это уже выше моих сил. Она уклонилась от ответа на пять моих вопросов!

Судья Уотерс: Не вижу ничего враждебного в этой миниатюрной девице в очках – кроме того, что IQ у нее явно выше вашего.

Мистер Линкольн: Протестую… вам, Ваша честь.

Судья Уотерс: Мисс Белл, отвечайте: Тесси лгала относительно каких-либо аспектов этого дела?

Мисс Белл: Да, Ваша честь.

Мистер Линкольн: Ладно, обсудим этот момент еще раз. Она лгала насчет рисунков?

Мисс Белл: Да.

Мистер Линкольн: И она лгала, что не видит, хотя на самом деле уже прозрела?

Мисс Белл: Да.

Мистер Линкольн: А до своего исчезновения она лгала касательно того, где будет бегать?

Мисс Белл: Ну да. Изредка.

Мистер Линкольн: И твой отец тоже иногда лгал насчет того, куда уходит?

Мистер Вега: Ваша честь, протестую.

9 дней до казни

До казни Террела осталось чуть больше недели, а я чищу морозильную камеру Эффи.

Пять дней назад судья отклонил ходатайство Билла на «хабеас корпус» – новость разъедает меня изнутри как щелочь. Билл сообщил мне ее по телефону. После слова «отклонил» я уже мало что слышала. Вроде бы судья говорил что-то про «непростое решение», однако найденные нами улики показались ему недостаточно убедительными для пересмотра дела.

Конечно, полиция продолжает изучать дело в свете новых теорий Игоря. У них есть список из шестидесяти восьми имен девушек, пропавших без вести в районе Мехико и Теннесси в середине 80-х – примерно так Джо оценила возраст останков.

Проблема в том, что у шестидесяти восьми девушек – сотни родственников, которые переехали, умерли, не берут трубку или попросту отказываются сдавать ДНК, чтобы помочь полиции установить личности Сюзанн. По меньшей мере пятнадцать человек из тех, с кем удалось выйти на связь, – подозреваемые по другим делам. Некоторые, возможно, убийцы, – но не тот, которого мы ищем. Одиннадцать девушек оказались беглянками, благополучно вернувшимися домой. Просто никто не удосужился убрать их из базы без вести пропавших. Словом, эта нудная и кропотливая работа может занять месяцы и даже годы. Невыполнимо. Безнадежно. Но кто-то этим занимается. А я не могу придумать, как вытащить примерзший фруктовый лед из морозилки Эффи.

– Эффи, оставляем или выбрасываем?

Хотя ответ я знаю, на всякий случай спрашиваю. У меня в руке полиэтиленовый пакет с потрепанным экземпляром «Одинокого голубя» в мягкой обложке. Гасс Маккри и Пи Ай Паркер годами мерзли рядом с какой-то едой, завернутой в фольгу и покрытой пушистыми ледяными кристаллами. Ее я решительно выбросила в мусорку, не спросив разрешения.