— Не кушетку бы я выбрал для тебя, моя принцесса, — сказал Джованни. — Но придется довольствоваться этим.

— Вы должны узнать, кто я, — заметила Санчия.

Он снял с нее маску.

— Я знал это с самого начала, как и вы. Зачем, милая Санчия, вам понадобилось разыгрывать спектакль с похищением? Взаимное согласие встретить неизбежное, — так, кажется, было бы проще.

— Но менее забавно.

— Я убежден, что вы боитесь Чезаре, — бросил он ей вызов.

— Это почему?

— Потому что вы стали его возлюбленной, как только приехали в Рим, а он имеет репутацию ревнивого любовника.

— Я никого не боюсь.

— Чезаре не похож на остальных. Санчия, ненасытная Санчия. Вы не можете посмотреть на мужчину без того, чтобы не пожелать его. Я видел, какие взгляды вы бросаете… Я видел ваши сомнения. Потом я понял, что вы решили, что мы должны быть вместе, но вам не хотелось подвергать себя опасности. Пусть Джованни возьмет вину на себя, сказали вы себе. Значит, пусть будет похищение.

— Вы думаете, что меня интересует, что скажут мои прежние любовники?

— Вы Чезаре даже боитесь.

— Я никому не позволю командовать собой.

— Вот тут вы ошибаетесь. В этой комнате, при закрытых дверях, командовать буду я.

— Вы забыли, что минуту назад обвиняли меня в том, что я все это затеяла.

— Давайте не спорить. Санчия… Санчия! Она улыбнулась.

— Как вы уверены в себе! Если вы были бы так же решительно настроены против Орсини, как против беззащитных женщин…

Он схватил ее за плечи и резко тряхнул, вспыхнув от гнева. Потом рассмеялся.

— Вам вовсе не нужен нежный любовник, мадонна Санчия. Я понимаю.

— Я думаю о Франческе и Бернандине.

— Сейчас они во власти своих кавалеров. Они целыми днями смотрят друг на друга; уж если вам вздумалось поменять братьев, то эти четверо только и мечтали о таком дне. Давай, к чему медлить?

— Правда, к чему? — пробормотала Санчия.

Чезаре впал в ярость, поскольку только что его шпионы донесли ему, что Санчия и Джованни все время вместе.

Он вошел в ее комнату, когда ее служанки причесывали ее. Наткнувшись на них, он услышал, как они хихикают, обсуждая свои любовные похождения. Он шагнул к Санчии, смахнул со столика блюдо со сладостями и крикнул служанкам:

— Оставьте нас одних!

Они в страхе покинули комнату — им показалось, что сейчас Чезаре способен на убийство.

— Ты просто шлюха! — сказал он. — Я узнал, что ты любовница моего брата. Санчия пожала плечами.

— Почему это тебя удивляет?

— Не потому, что ты отдаешься любому, кто попросит, нет! Меня удивляет, что ты осмелилась вызвать мой гнев, да!

— А меня удивляет, что у тебя нашлось время сердиться на меня… У тебя, который так много времени тратит на ревность к Джованни из-за его титула и отношения к нему вашего отца.

— Замолчи. Неужели ты думаешь, я позволю тебе оскорблять и унижать меня подобным образом?

— Что-то я не вижу, чтобы тебя это особенно беспокоило.

Она с улыбкой смотрела на него, в ее голубых глазах светилось желание. Когда у него бывали приступы гнева, он казался ей привлекательнее, чем когда был нежным любовником.

— Увидишь, Санчия, — сказал он. — Только прощу тебя набраться терпения.

— Я не слишком-то терпелива.

— Ты шлюха, я знаю, самая скандально известная шлюха в Риме. Жена одного из братьев и любовница двух других. Ты знаешь, ведь весь город говорит о тебе.

— И о тебе, дорогой братец… и о Джованни… и о святом отце. Даже о Лукреции.

— Лукреция не имеет никакого отношения к скандалу.

— Неужели?

Чезаре шагнул к ней и резко ударил по щеке; она схватила его за руку и вцепилась в нее зубами. Глядя, как кровь струится по руке Чезаре, она схватилась за горящую щеку.

При виде крови он словно потерял голову. В глазах его светилась ненависть, он схватил ее за руку с такой силой, что она вскрикнула от боли.

— Чезаре, убери руки. Ты делаешь мне больно.

— Приятно слышать. Именно этого я и хотел. Не думай, что ты можешь обращаться со мной, как с другими.

Снова ее острые зубы впились ему в руку; он ухватил ее за плечо, ослабив хватку на запястье. Она стала царапать его лицо. Азарт борьбы охватил обоих. Он снова попытался схватить ее за руки, но она сумела вцепиться ему в ухо и стала его выкручивать.

Через несколько мгновений они катались по полу, каждый из них испытывал смешанное чувство ненависти и желания — уж такими они были.

Она сопротивлялась; не потому, что ей хотелось сопротивляться, а потому, что хотела продлить борьбу. Он называл ее проституткой, ничтожеством и прочими словами, которые мог вспомнить, лишь бы побольнее задеть ее самолюбие, которого у нее, он знал, хватало. Она отвечала оскорблением за оскорбление.

— Ублюдок! Скотина! Кардинал! — насмехалась она.

Она лежала на полу, тяжело дыша, глаза ее сверкали, одежда порвалась, мысли были заняты поиском новых оскорблений, которые можно было бы бросить ему в лицо.

— Весь Рим знает, как ты ревнуешь к своему брату. Ты, кардинал! Я ненавижу тебя вместе с твоими одеждами и любовницами… Я ненавижу ваше святейшество. Я ненавижу тебя, кардинал Борджиа. он бросился на нее; она отбивалась; он сыпал проклятьями; через некоторое время оба замолчали.

Потом она засмеялась, поднявшись с пола и взглянув на свое отражение в блестящем металле зеркала.

— Мы похожи на двух нищих, — заметила она. — Как я скрою эти царапины, синяки, которыми ты меня украсил, скотина? Ну, я тебя тоже неплохо отделала. Но не стоит жалеть. Я начинаю думать, что пол не хуже кровати.

Он с ненавистью смотрел на нее. Ей нравилась его ненависть. Она возбуждала сильнее, чем нежность.

— Теперь, вероятно, — сказал он, — ты будешь более осмотрительной, когда встретишь моего брата.

— Это почему?

— Потому что ты убедилась, что я человек с характером и не лишен темперамента.

— Я в восторге от твоего темперамента, Чезаре. И не проси меня отказаться от удовольствия подстегнуть его.

— Ты хочешь сказать, что не собираешься отказываться от моего брата?

Она сделала вид, будто раздумывает.

— Мы получаем друг от друга такое наслаждение, — произнесла она почти печально, стремясь вызвать у него новый приступ гнева.

Но он хранил спокойствие.

— Если ты предпочитаешь того, над кем смеется вся Италия, что ж, продолжай с ним развлекаться.