— Отведайте, гости дорогие; угостись, не побрезгуй, краса ненаглядная, — мордочка замерла на уровне моей груди, недвусмысленно давая понять, в каком именно месте я ненаглядная. — Как рыбка? Хороша ли?

— Добрая уха, — чавкнул Радомир, облизывая ложку.

— Не тебя спрашивали, — Неждан пододвинул чугунок ко мне поближе, выразительно не замечая потянувшегося к нему Хромого, — тебе как, горлица? Ах, чуть не запамятовал! Молочка же горяченького!

Человечек убежал, чтобы тут же примчаться с крынкой питья. Принюхалась — коровье. Откуда бы?

Я медленно, не отрывая испытующего взгляда от хозяина, осушила кружку, брякнула о стол и сразу перешла к делу:

— Мои помощники — это слово я особо подчеркнула, подмигнув Толстому, — сказывали, ты на шкуры засматривался. Могу продать. За достойную цену…

— Беру! — подлил мне молока Неждан. — Всё беру, красавица!

Ажно волчком завертелся, как воодушевился! И на меня похабно взглянет, и купцам пальцем погрозит, радостно хехекая.

— Золотой за штуку, — прищурилась я, без суеты пододвигая и выхлёбывая вторую кружку.

— Как скажешь, серденько! — снова наклонил крынку покупатель. Хоть бы для вида поторговался!

Я с ехидной ухмылкой приподняла бровь: не обессудьте, мол, мужики. Договор есть договор.

— Ох, скольких жадность сгубила, — прошептал, прячась за кухонной занавесью, Неждан. Я оглянулась, но он только довольно заулыбался в ответ.

И почему меня одну насторожило, что непонятно как сводящий концы с концами, живущий в глухомани, вдали от людей, мужик с такой лёгкостью согласился отсыпать пригоршню золотых? Золотых! Не меди, что в чести у деревенских; не серебра, что в ходу у купцов; где бы наменял и, тем паче, заработал? Дорога раньше, видать, была проезжей. Что на ней поставили постоялый двор — неудивительно. Но поток путешественников и торгашей давно поредел, молодая поросль не только заполонила разбегающиеся в стороны отростки-тропки, но и захватила сам тракт. Так почему же Неждан не бросил переставшее приносить прибыль место? Вычищает каждый угол, влажной тряпкой пять раз за вечер протирает столы, так что даже запах прежних постояльцев не сразу уловишь? И мыло! Уж насколько безбедно мы жили в Выселках, а мыло видали лишь дважды, в баньку всё по старинке ходили — со щёлоком.

И где взял коровье молоко?

Впрочем, золота мы пока в глаза не видели. Может, мужик набивал себе цену — станется с него! — чтобы купцы не поскупились оставить лишнюю монету. Не зря ж убедил оставить шкуры провешиваться до утра, дескать, не убегут. А ну как убегут? Недосчитаемся перед отъездом куницы али лиса, а Неждан начнёт божиться, что не трогал.

Пойти посторожить. До чужого добра мне дела нет, а вот свою половину заработка не упущу.

Пришлось снова перекидываться в человека. Ещё завидят волчицу в зале, поднимут шум, в штаны наделают. Вонять потом станет…

Вломится кто без стука сейчас — загрызу. И не посмотрю, Неждан это с его потными ладошками или невезучий Радомир.

Накинула длинную рубаху и лениво потопала вниз, позабыв, что осенние промозглые сквозняки настолько чувствительны для человеческого тела, что хоть вой. Благо, сапоги натянуть догадалась: хоть пол пятки не холодит. Зато теперь и не ступишь бесшумно.

Вот они, родимые: висят на наскоро натянутых верёвочках; пахнут; напоминают об охоте. А подле — нерадивые охранники. Ну хоть где-то купцы не оплошали: на слово странному мужику не поверили и спать Хромому с Косым запретили. Да только толку с них… Я, не дыша, подступила и нырнула в тень. Заметят?

Вот уж нет! Иначе не стали бы смело обсуждать то, о чём, видимо, давненько переговаривались втихаря:

— Да мочи уже нету! Не кормят нормально, отдохнуть не дают. Простыли! Я на такое не соглашался! — свистящим шёпотом возмущался Хромой, не забывая бить себя кулаком в грудь для пущей убедительности.

Косой осмотрительно накрыл приятелю рот ладонью:

— Тихо ты! Перебудишь всех!

— Да кого? Уже вторые петухи, небось, давно пропели! Спят! Дрыхнут, твари! А мы тут сидим. На холоде! Будто сами не промокли по милости этого кобеля!

— Терпи! Немного осталось.

— Ты мне так с самого начала говорил. Давно бы уже дело уладили, кабы в каждом селении лясы не точили!

— А кто плакался, что бурю в Заморье не переждали?

— Так всё одно позже нужного идём, хоть бы Лихорадка[2] не мучила! И так еле поворотили обоз на нужную дорогу, а они ещё и не торопятся. Надо было сразу этих толстосумов придушить, да в реку скинуть! Всё добро бы себе взяли…

— Ага, а шкуры?

— Да сбыли бы как-нибудь…

— Вот «как-нибудь» давай один. А покамест вместе промышляем, надо, чтобы как задумали. Сиди себе смирно!

— Тебе бы ногу раскроили, я бы посмотрел…

Косой не утерпел: подался вперёд, хватая Хромого за удачно закинутую на стол ногу и до хруста проворачивая. У калеки аж слёзы из глаз брызнули. Пискнул, перекрыл лицо грязными ладонями, но не взвыл — сдержался; стало быть, не такой разиня, каким хочет показаться.

Мучитель, не отпуская, наклонился и забрызгал слюной напуганного собрата:

— Я тебе её лично отрежу и волкам скормлю. Ты мне всё дело загубить вздумал?! Когда скажу — тогда и порешим купцов. Чтобы вякнуть не успели. Двое из трёх за себя постоят, если их во сне не подстеречь. Да и баба, по всему видать, не из простых…

Я стояла, невидимая, укрытая пологом ночи, прямо у них за спинами. Обернитесь, милые! Вот прямо сейчас — обернитесь! Ох, мы бы с вами развлеклись! Баба не из простых, это вы верно подметили. Баба очень давно скучает и сейчас едва сдерживает дрожащие от нетерпения локти, не давая себе ехидно кашлянуть, растягивая так удачно подвернувшийся момент. Ну, пора!

— Уж не задумали ли вы чего худого, молодцы? — Неждан выдал себя неровным дыханием и въедливым мыльным духом. Ну вот куда полез?! Всю игру испортил…

Слышал или нет харчевник, что задумали душегубчики, а подошёл смело, не таясь. Ущипнул за щёку Косого, словно тот без указки все дела по дому переделал, небрежно похлопал по ноге хромого, отчего тот страдальчески сморщился и снова едва не разрыдался.

— Неужто под моей крышей задумали кого-то живота лишить? Ай-яй-яй-яй-яй! Эдак ведь и на неприятности нарваться можно…

Я опешила от уверенной наглости хозяина. Ему собственная жизнь не дорога или надеется в одиночку скрутить двух головорезов?

— Ага, задумали, — подтвердил Косой, сдёргивая с верёвки и по-хозяйски накидывая ближайшую шкурку на шею, — прирезать во сне, ограбить да нужным людям потом товар перепродать. Хватит придуриваться, бать!

Неждан едва не задохнулся от негодования, хватаясь за сердце:

— Прирезать?! Ограбить?! Неужто этому я вас учил?! Мы не тати какие-нибудь!