толк мне не взять, родной батюшка, не хулишь ли Илюшу ты Муромца? Ведь он кровь проливал за наше отечество. Да и ни помощь коль его в походе‑то давешнем, так и остались бы мы прокорм воронью на том полюшке…

– А ты вспомни ни волховал ли в походе он том?

Призадумался тут Алёша, вспомнив как за часы считанные они путь многодневный минули враз.

– Коли было такое пускай, ни всё равно ли, отец, раз разбили мы силу чёрную?

– Ох, не знаю сынок. – Прошептал тут Левонтий с сомнением. – Но князю не спокойно нашему. Не знаю, слышал ли ты, Садко вернулся давеча с вестью радостной – мир с ордой он выпестовал. А только узнал Илья о том, так сделался горестным, словно сие его нисколько не радует. Так что нет отныне у князя к Илюше доверия. Стало известно Владимиру, что некогда был он в плену у басурман проклятых, а потом неожиданно появился на Руси, без креста православного, хотя молвит, что сам из под Мурома. Ходит теперь всюду выспрашивает, чего‑то выведывая, чего замышляя, поди …

– Не может такого быть, батюшка. Видел бы как бился яро он с ворогом, не жалея живота своего!

– Верю тебе я, Алёшенька, только разве ж убедить князя нашего… Слышал я слухи и перешёптывания, мол прочит он Вольге пост воеводовый, коль погубит он Муромца! Правда ль сие, мне неведомо, но прошу тебя, сынушко, пригляди ты за отроком…

Подумалось Алёше тут же, уж не испугался ли князь любви к Илюше народовой просто, вот и наговаривает?

– Хорошо, отец‑батюшка, исполню наказ я твой.

– Спаси тебя Христос, Алёшенька. И прошу тебя, бога ради, никому ни слова, пока не прояснится всё, мало ли…

11

Время шло, то тянулось оно, то спешило как сумасшедшее. Отгремели последние ратные подвиги, уж казалось, что не будет конца времени мирному. Вновь в душе Илюшиной пустота разразилась сердечная. Не исполнил ли он своего обещания, дал которое Микуле Силяниновичу? Не пора ль ему вновь отправиться в странствие и найти зазнобу Горынинку? Но опять возвратились сомнения…

В конюшню ворвался Чурила стремительно:

– Илья! Илья!!! – Отрок согнулся пополам, уперев ладони в колени, и перевёл дыхание. – Добрыня зовёт тебя срочно в палаты княжие!

Илья не на шутку встревожился.

– Что приключилось, Чурила? Что стряслось?

– Неведомо мне, Илюша. Но Добрыня всех дружинников созывает немедленно. Гришка прискакал только что к князю нашему с кем‑то. Видать, вести принёс он страшные…

Илья вместе с Чурилой тотчас же отправились в терем Владимира. В просторном зале собралась уже дружина вся, бояре столпились позади князя, рядом с которым стоял, не прекращая осенять крестом себя, Левонтий. Пред Владимиром, белыми как мел, возвышались с головы до ног в пыли дорожной три крепких молодца, двое из них ликом друг от друга не отличимые, братья Збродовичи, а меж ними – Григорий, молвивший:

– Великий князь, весть чёрную принесли мы с собой…

Князь нетерпеливо махнул рукой, мол, говорят пусть скорей, что за беда принесла их сюда нежданно‑негаданно. Затараторили наперебой друг другу близнецы и Гришка, боярский сын, и от слов их затаили дыхание все в палатах присутствующие.

Оказалось, посланы они втроем были боярином Дюком Степановым встретить пребывавшего вскорости Садко, возвращался который с караваном купеческим из‑за Камня. Но не оказалось того в месте, оговоренном раннее. Пустились они на его поиски, и привели они витязей на поле бранное, кровью залитое. По всей видимости, тут и напали на посольство торговое сотни татарские. В след было бросились ратники, как узрели они за холмами войско никем доселе невиданное – всюду, куда взор устремишь пред очами полки да рати, числа не имеющие, расстилаются, конные, пешие ли, в железá закованные, да верхом на зверье диковинном.

– Знать, в плену Садко вражеском, или вовсе погублен неприятелем он… – Сокрушённо промолвил Владимир‑князь. – Барсурмане нарушили, знать, слово ими же данное. Что ж, сие дивом каким не разумеется вовсе нам. Однако коль страх не приумножил числа супротивника, грозит беда нам великая. Кто подсобит мне советом каким? Бояре? Дружинники?

Бояре, один другого перекричать силясь, заголосили, мол, к осаде готовиться надо. Взял слово и воевода киевский:

– Коль затвориться решите за крепостными стенами вы, что станется с мирянами прочими? Где они спрячутся? Вы серебром да златом, поди, откупитесь, а что им делать останется? Как по мне, так отпор ворогу надобно дать, чем за спинами чьими‑то прятаться, коль даже и не суждено одолеть неприятеля…

Склонил Владимир голову, ко всей своей мудрости взывая, дабы решение принять верное. Тишина разлилась по палатам, и услышали все, как прошептал Левонтий:

– Какое б ни принял решенье, князь‑батюшка, одолеем врага с божьей помощью…

Забилось сердце у Илюши вдруг как заведённое, а глаза засветились надеждою. Князь же, кивнув самому себе, принял решение, но тут промолвил Илья Муромец:

– Знаю, решенье твоё я, Владимир‑князь, но неверно оно. Не для того басурмане собрали все свои силы чёрные, дабы данью вновь обложить твоё княжество. Боюсь, одним желаньем ведомы они – извести поголовно всех русичей.

Вмиг все взгляды устремились на отрока. Он же не сводил очей с Владимира, ожидая его решения. Князь встал, тут же запричитали бояре, мол, не слушай ты этого послуха, князь‑батюшка, но рявкнул вдруг на них Алёша Попович:

– А ну‑ка, молчать, собаки трусливые! – И глянул, как и все прочие на Владимира.

– Не знаю, откуда ведомо сие тебе, Илья Муромец, но правь за тобой, как бы ни тяжко принять её было нам. – Князь земли русской промолвил. – Негоже, знать, прятаться нам за крепостными стенами. След собрать силы все и встречь супостату броситься, дабы ни пяди стороны родной не отдать на попирание ворогу…

12

В тот же день во все края земли русской из Киева поскакали гонцы с чёрными вестями да призывом откликнуться на зов князя Владимира – собрать ополчение и дать бой басурманским захватчикам. Пока же силы стягивались в град стольный и снаряжали дружину в поход, Добрыня и Алёша, Ильёй Муромцем ведомые, вышли из ворот городских и, пустив лошадей во весь опор, в дорогу отправились. Спросил Алёша Илью:

– Так куда мы путь держим, скажи на милость нам.

– Идём за силой, что врага одолеть нам поможет.

Надеждой вспыхнули очи богатырей.

– Думал уж я, – Добрыня вымолвил, – что не вернуться домой нам из похода этого, но зародил ты во мне светлые чаянья – авось, возвратимся с победою!

Несли их кони до заката сáмого, как вдруг Илья знак пóдал товарищам спешиться. Огляделись они, – куда привёл их