— Ка-картер… помоги… мне плохо.

Едва я слышу ее голос, как меня тут же пронзает чувство тревоги и нешуточный страх.

— Вики? Вик?! Что случилось?!

— Все кончено… Я больше не хочу жить!

Я скорее догадываюсь о смысле ее слов за чередой рыданий и всхлипов, и ору в телефон:

— Что за хрень ты несешь?! Ты можешь внятно сказать? Где ты?! Что, мать твою, происходит?!

— Дома. Я и Николас… мы переспали.

— Что?!

— Я думала, что нравлюсь ему… Что я для него что-то значу… Он говорил, что давно хотел быть вместе. А потом… потом сказал, что ты не должен был спать с Леной и заплатишь за это. Что он давно тебя ненавидит, а я — слепая дура, и ему плевать на меня.

Вики говорит все бессвязнее, но я и сам будто проваливаясь в глухоту, сдавливающую пространство вокруг меня в такую плотную сферу, что начинает звенеть в ушах.

— Не молчи! Говори! — уже кричу, но звуки словно тонут в горле, сжимая его липким страхом.

— Мне страшно…У меня были таблетки… мамины. Папа просил выбросить, но я не смогла… Картер!

— Что ты с ними сделала? Ну?!

Однако я и сам догадываюсь. Яблоко от яблони недалеко падает. Чем отец только думал!

— Вики! Вик! Слушай меня внимательно! Я сейчас вызову помощь и приеду! А ты должна промыть желудок. Немедленно!

— …не могу… — в трубке что-то падает и разбивается. Или падает сама Вик. Я снова слышу бессвязные всхлипы и полный ужаса вскрик:

— У меня отнимаются руки и болит живот… Я умру, Картер? О, господи, я не хочу! Спаси меня!..

Отцу звонить некогда, да и бесполезно. Он не пил много лет, даже после смерти Алекса, а теперь нашел выход забыться. Уезжая из дому, я оставил его с бутылкой виски, так что сейчас он наверняка в стельку пьян и не способен отреагировать должным образом даже на свою рожу в зеркале.

Я набираю «911» и объясняю диспетчеру из службы спасения, что случилось. Называю домашний адрес, говорю, как войти в дом, и мчусь к Вики так быстро, как только могу. Выжимаю газ до предела и рву душу черному «Ducati», разбавляя скорость липким страхом и тревогой. Отчаянием, которое, кажется, способно вырваться из меня криком даже сквозь поры.

Дорога и память беспощадны ко мне, и перед глазами встает картина гибели Алекса. И мать, укрытая цветами на своем последнем ложе, словно грешница покаянием.

Нет! Чертов гребаный Бог! Пожалуйста. Я не могу потерять еще и сестру!

Я приезжаю на холм первым, бросаю мотоцикл под Белым дубом и вбегаю в дом. Нахожу Викторию на полу в ванной комнате, лежащую без сознания возле осколков разбитой вазы и охапки рассыпанных роз. Ее лицо измазано косметикой, на руке выше запястья черным маркером выведена надпись «Прости», а с длинных волос натекла вода — словно она мочила их под душем. И только ей одной известно, какого черта она собиралась тут вытворить!

Я поднимаю ее на руки и спускаю вниз, в гостиную — как раз вовремя, чтобы передать в руки прибывшим медикам. Это насмешка судьбы, но я узнаю бригаду спасателей. Это та же команда, что приезжала на вызов к матери. И тем паскуднее все выглядит. В прошлый раз они уже ничем помочь не смогли.

Про этот раз я боюсь даже думать.

У Виктории паралич дыхательного центра и глубокая потеря сознания, переходящая в коллапс. Сильнейшая передозировка психотропным препаратом и снотворным. Она выпила слишком много лекарств, чтобы справиться с дозой самостоятельно, и медики начинают бороться за ее жизнь прямо здесь, в гостиной, сдерживая судороги и тестируя главные функции организма. Не замечая вышедшего из спальни на яркий свет и ничего не понимающего отца.

Он внезапно оказывается в новом аду и погружается в дежавю — всё это уже происходило с ним однажды, и, не в силах справиться с увиденным, рушится, сползает по стене, хватая немым горлом воздух. Повторяя что-то, чего мне не расслышать.

Возможно, ему все кажется страшным сном. Одним из многих, которые его не оставляют в последнее время.

— Джефри, давай носилки и готовьте дефибриллятор! Давление и пульс падают! Марта, жгут! Ищи вены, вводим внутривенное! Увозим девочку, срочно! Алло, диспетчер? Да, вторая бригада! Вызов подтвержден, у нас по шкале десять баллов из десяти! Нужна реанимационная команда! Выезжаем!

— Молись, парень, чтобы мы успели ее довезти. Будем делать все возможное!

— Тебе необходимо подъехать в госпиталь. Ты слышишь нас?

— Эй, парень?

— Да, слышу. Я буду.

Медики уезжают, забрав с собой Вики и оставив входную дверь открытой. Так и не расслышав конец моего ответа:

— Скоро… Только расплачусь по счетам.

Какое-то время, пока я стою, сирена еще слышна, но вскоре она исчезает, и в доме становится тихо. Так тихо, что кажется, будто я тут один. Отец что-то бормочет, всхлипывает, тщетно пытаясь протрезветь. Зовет меня, но его голос уже не доносится до цели. Он остался за краем звенящей сферы, сжавшей мою реальность до болезненного рубежа. До точки предела Картера Райта.

«Картер, да поможет тебе бог!»

«Как ты не вовремя, мама»

***

Дверь на улицу открыта, и в темный проем отлично виден дом напротив — благополучное гнездышко гребаных Холтов. Сколько раз я смотрел на него — на белый двухэтажный коттедж — не сосчитать. Сколько раз направлялся туда, пересекая дорогу, к лучшему другу — множество. Но ни одного раза я не хотел увидеть его настолько сильно, как сейчас.

Не отрывая взгляда от дома напротив, я снимаю с себя куртку и бросаю ее в сторону. Стягиваю и отшвыриваю прочь футболку и выхожу на улицу. Оглянувшись, сворачиваю к гаражу, беру со стены монтировочный ключ и иду к жилищу Холтов, больше ничего не замечая перед собой. На встречу уже не к другу — к врагу.

Он видит меня — я это знаю. Следит все время, пока я приближаюсь, пересекая дорогу, понимая, что стычки не избежать.

Входная дверь закрыта, но это не останавливает меня. За ней сквозь стекло виднеется знакомый силуэт, и я разбиваю ее нахрен, убирая преграду с пути.

— Я убью тебя, Райт! Чертов ублюдок! Ну, давай, входи! На этот раз у меня есть, чем тебя встретить! Как тебе мой сюрприз? Понравился?!

Ник стоит сразу за дверью и, увидев гостя, улыбается. В его руках бейсбольная бита, и он не собирается давать мне и шанса достать его. Как только я вхожу, мгновенно устремляется вперед и с силой вспарывает битой воздух…

Николас хороший атакующий, мощный и выносливый… Но далеко не лучший — ему никогда не удавалось контролировать свою ярость настолько, чтобы подчинить себе каждый нерв. Вот и сейчас преимущество в положении ему не помогает.

Бита скользит по ребру монтировки и влетает в стену над моей головой, оставив в ней глубокую вмятину. Вновь свистит в воздухе, и на этот раз Нику удается достать меня. Он снимает кожу на моем боку, и сознание обжигает боль. Я ухожу в сторону, но здесь слишком мало места, чтобы увернуться, и он это знает. Ухмыляется, занося биту для нового удара, но я уже сцепил зубы и рвусь вперед, выпуская ярость наружу.