— Я никогда тебя не обманывала. Ты не имел права называть меня лживой!

— Заткнись, Холт, я тебе не верю! Ты не знаешь, как это — потерять их всех?! Алекса, мать… Вики! Это как будто жизнь стирает тебя ластиком, по живому отрывая части тела. Ты никто! Ты никому не нужен! Калека, у которого рвут душу! А потом появляешься ты со своей жалостью… Я не другой, Холт, я такой же ублюдок, как твой брат! И если Вики умрет, он сдохнет первым!

Он наступает на меня, весь в царапинах и крови, и на этот раз слезы сами льются из глаз.

— Пожалуйста… Картер!

Но гнев, который кипит в Райте, сделал его бесчувственным.

Он втаскивает меня на второй этаж, в мою спальню и, отпустив одну руку, обхватывает пальцами ворот платья. Резко рвет его на моей груди, заставляя вскрикнуть. Разрывает сильнее вместе с бельем.

— Нет! — моя рука взлетает, и я хлестко бью его по щеке. Но тут же падаю спиной на кровать под силой крепких рук, а он нависает сверху. — Не смей, Картер! — изумленно выкрикиваю. — Ты с ума сошел!

Да, он сошел с ума, не иначе, потому что совершенно не реагирует на мои пощечины и удары, которые я обрушиваю на его лицо и плечи. Стягивает с меня колготки, расстегивая свой ремень. Прижимает собой к постели и, как последнее чудовище, вклинивает колено между голых ног…

— Сволочь! Будь ты проклят, Райт! — я реву, наконец-то поверив в реальность происходящего. Закрыв глаза, отворачиваюсь к стене, бессильно впившись ему в плечи.

Не хочу на него смотреть. Не могу!

Он подминает меня под себя и застывает. Крепко обняв за спину, тяжело дышит у виска, сжав пальцы высоко на бедре.

Я громко всхлипываю, чувствуя жар его тела, не в силах терпеть эту паузу:

— Ненавижу вас, слышишь?! Обоих ненавижу! Ты такой же, как Ник! Ну, давай, отомсти ему и оставь меня в покое. Чего же ты ждешь, Райт? Все равно это случится, так какая разница с ним или с тобой!

Он спрашивает не сразу, и голос звучит глухо.

— О чем ты говоришь? Он твой брат…

— Сводный! — я поворачиваю голову и встречаюсь с синим взглядом, блестящим очень близко у моего лица. — Ты разве не догадался, почему он меня терпеть не может? Так не может, что я два года закрываюсь от него в своей комнате на ключ и прячу синяки! Так какая разница, кто из вас их на мне оставит, если это одинаково больно! Ненавижу вас обоих! Будьте вы прокляты!

Картер разжимает ладонь, но не убирает ее с моего бедра. Склоняет голову и прижимается лбом к моему виску, обжигая прерывистым дыханием — по-прежнему злым и шумным. Не отпускает от себя и мои всхлипы бьются о его грудь вместе с отчаянием.

— Да, будь я проклят, Холт, если хотел этого. Будь проклята ты, что не моя. Я не хочу видеть тебя, но не могу забыть. Не могу взять сейчас, и не могу отпустить… Мне кажется, что как только я останусь один, я услышу «Вики больше нет». Меня больше нет. Ты бы хотела, Трескунок, чтобы меня не стало? Чтобы я исчез так же, как исчез Алекс?

Картер пугает так, что дрожит каждый нерв и холодеет душа. Своим царапающим слух тихим голосом. Жадным дыханием, которое спускается на шею.

Он не играет, он говорит всерьез, и хаос в доме Марка тому доказательство. Он не касается меня губами, но обжигает близостью себя настоящего — ледяного мальчишки с темной стороны луны. Который, оставшись один, и сам не знает собственной силы…

Я молчу, и Картер отвечает сам:

— Я знаю ответ. И будь ты проклята, Холт! Потому что я не смогу остановиться даже зная, что ты меня ненавидишь. Больше нет!

Он находит мою руку и опускает ее вниз. Прижимает к своему животу, направляя под расстегнутый пояс брюк. Опускает к паху и накрывает своей ладонью, заставляя его обхватить. С тихим стоном выдыхает ругательство, вжимаясь в меня бедрами, когда я касаюсь его там.

— Нет!

— Лучше сделай это, Лена, мы зашли слишком далеко! Я разберусь с Николасом, а тебе придется разобраться со мной.

Не знаю, с чем я могу разобраться. Сейчас я едва ли понимаю, что делаю. Он упирается в меня лбом и начинает движения. Резче, еще резче. Толкается в мою руку, сжав губы, пока все не заканчивается длинным, шумным выдохом и тяжестью тела Картера на моей груди.

Он отпускает меня и рывком встает. Застегивает джинсы, не глядя в глаза. Сквозь пелену слез он кажется размытым. Таким же неясным, как наше завтра.

— Я… я ненавижу тебя, Райт.

— Знаю.

— Никогда не прощу! Убирайся, слышишь! Уходи…

— Ты не ответила.

— Да! Я хочу, чтобы тебя не стало!

Вот теперь он на меня смотрит. Резко отвернувшись, выходит в дверь, оставив одну. Через несколько мгновений я слышу внизу новый грохот — белые итальянские шкафы Марка с дорогой посудой рушатся, как подкошенные. Шелестят осколками по паркету из розовой акации, а когда шум стихает, тишину царапает голос…

Райт что-то обещает Николасу, но что — я не хочу знать. Мне хочется повернуться набок, уткнуться носом в подушку и реветь. Смыть все слезами и забыть, если это возможно! Потому что произошедшее на балу и дома слишком больно для меня. Мне страшно за Вики, обидно за себя, и я только сейчас замечаю, как сильно меня бьет дрожь…

Мне нужно срочно позвонить родителям, но ноги непослушны, и встать с кровати получается не сразу. Я ищу свой сотовый, и не могу найти. Когда внизу все стихает, спускаюсь по лестнице и иду босиком на кухню, спотыкаясь о сломанную мебель и обходя стекла. Берусь нетвердой рукой за трубку, решив сначала позвонить в службу спасения, потому что Ник без движения лежит на полу, и только потом маме. Сбиваюсь с набора номера, когда чья-то сила вдруг разворачивает меня и ударяет плечами о стену…

Это Николас. Он жутко избит и кажется, что едва стоит на ногах, но у него хватает ярости толкнуть меня и ударить рукой по лицу.

— Это все из-за тебя! Проклятая сука! Ну что, довольна?! Он сказал, что пошел за отцовской винтовкой, чтобы прикончить нас. Ты понимаешь, что наделала?!

— Я не верю!

От второго удара у меня звенит в ушах и темнеет в глазах. Николас что-то кричит, но я не понимаю. Я пытаюсь защититься, стянуть разорванные пóлы платья и прикрыть грудь, но меня так трясет, что ничего не выходит.

— Ты должна была быть со мной! Ты предала меня, долбанная шлюха! Мне не нужна Виктория! Никто не нужен! Что тебе стоило быть сговорчивее? Ты бы веревки из меня вила, а что теперь?.. Молись, чтобы мы оба выжили, только тогда я тебя прощу!

Я выставляю руки перед собой для защиты, но Ник ловит меня за них и куда-то тащит, прямо по стеклу и обломкам.

Ногам ужасно больно, и я кричу, но он сажает меня в машину, оставленную им у входа, и увозит из дому. Мчится по пустой дороге, все время оглядываясь в зеркало заднего вида, и начинает смеяться, заметив позади настигающий его «шевроле» яркий свет фары.