Миссионеры исчезли из миссии, и ее истинной хозяйкой в округе считали экономку Ма Ню, которую здесь называли "сестра Мария". Народная молва утверждала, будто эта женщина, изменив родине, пошла на службу полиции.

От ворот миссии к ее большому каменному жилому строению вела запущенная каштановая аллея. Единственное, за чем в этом парке, повидимому, ухаживали, были розы. Бесчисленные кусты роз, алых, розовых, чайных, белых, источали сладкий аромат, расслабляющий волю, располагающий к лени и к ничегонеделанию, которое, по мнению Ма — Марии, было основным условием отдыха высоких гостей, пребывавших под ее кровом.

Ма была еще молодой женщиной небольшого роста, с лицом очень правильным и даже красивым, но слишком неподвижным, чтобы быть привлекательным. Глаза Ма были всегда полны грустной задумчивости, движения медлительны и спокойны; говорила она ровным голосом, не повышая его, даже когда сердилась. Эта мягкость, однако, не мешала ей быть придирчивой и строгой хозяйкой, державшей в страхе служащих миссии.

Ранним утром, когда Ма и чиновные гости еще спали, женский персонал миссии, состоявший из двух горничных и кухарки, собрался в просторной, выложенной белыми изразцами кухне. Горничные Го Лин и Тан Кэ представляли во всем резкую противоположность друг другу. Го Лин была полная девушка с мечтательными глазами и с мягкостью движений, свойственной полным женщинам. На вид ей можно было дать больше ее девятнадцати лет. Тан Кэ была стройна, почти худа, ее непослушные волосы плохо укладывались в прическу и несколько беспорядочно окаймляли смуглое лицо с темным пушком на верхней губе и с хмуро глядящими карими глазами. Движения Тан Кэ были коротки, стремительны, речь быстра и тверда.

Третьей женщине, кухарке У Дэ, окрещенной здесь именем Анны, было за пятьдесят. Она выглядела крепкой и суровой. У нее были гладко прибранные седеющие волосы и строгий взгляд.

Сердито погромыхивая посудой, У Дэ готовила утренний завтрак, Го Лин перетирала посуду, Тан Кэ вертелась перед зеркалом, в пятый раз перекалывая кружевной фартучек. Тихонько, так, что едва можно было разобрать слова, все трое напевали:

Девушка хорошая, смелая и юная,

С темными упрямыми дугами бровей,

Не гуляй с врагами ты вечерами лунными,

Не растрать ты, девушка, нежности своей.

Эта жизнь веселая нам совсем ненужная,

И тепло Шаньси не согреет нас.

Мы семью товарищей, теплую и дружную.

Сохранимте, девушки, в этот грозный час.

Не теряйте мужества, не растратьте силы вы,

Девушки хорошие, с жаркою душой.

Пение было прервано слабым звонком, донесшимся со стороны ворот. Го Лин посмотрела на часы: время было раннее. Тан Кэ с любопытством выглянула в окно: У Вэй, на ходу застегивая куртку, шел отворять. Через минуту по главной аллее, скрипя ободьями по песку, проехал маленький желтый шарабанчик. Из него торчала прикрытая соломенной шапочкой женская голова. Волосы гостьи были собраны в высокую прическу. По этой прическе Тан Кэ безошибочно признала гостью.

— Стелла! — презрительно бросила она в кухню.

У Дэ сердито громыхнула кастрюлей и безапелляционно отрезала:

— Плохой человек.

— Что ей может быть нужно? — с беспокойством пробормотала Го Лин.

На ступенях послышался дробный стук каблуков, и в кухню стремительно вбежала посетительница. На ней был изящный дорожный костюм, модная обувь; все мелочи ее костюма соответствовали картинке новейшего журнала.

— Здравствуйте! — развязно воскликнула гостья.

У Дэ демонстративно отвернулась Тан Кэ сделала вид, будто не слышит. Только Го Лин несмело ответила:

— Здравствуйте, Сяо Фын–ин.

— Вы нарочно дразните меня? — сердито вскинулась гостья.

— Извините, — растерянно проговорила Го Лин.

— Сколько раз я сообщала вам: нет Сяо Фын–ин — есть Стелла Сяо! По–моему, это не так трудно запомнить.

Тан Кэ с насмешливой почтительностью произнесла:

— Мисс Стелла!

— По–моему, ничего смешного в этом нет, — надулась гостья.

— Да, конечно.

— Какой у вас всех скучный вид! Можно подумать, будто вы только что с похорон.

У Дэ пристально поглядела на нее:

— А у вас праздник?

Сяо Фын–ин фыркнула:

— Вы, Анна, способны испортить настроение кому угодно. — И так же демонстративно отвернулась от Анны, как та от нее. — Глядя на эту женщину с дурным характером, и вы, девочки, становитесь старухами. Теперь, когда перед нами открываются двери мира!..

— Замолчите, пожалуйста! — в гневе крикнула от плиты У Дэ.

Сяо Фын–ин посмотрела на кухарку сквозь прищуренные веки:

— О, как много вы себе позволяете, Анна. И вообще я…

Она не договорила. У Дэ исподлобья вопросительно смотрела в ее сторону:

— Ну что же, договаривайте.

Сяо Фын–ин вспыхнула:

— Удивляюсь, почему вас тут держат.

— А вы замолвите словечко, чтобы меня выгнали, — негромко проговорила У Дэ.

Несколько мгновений Сяо Фын–ин молча глядела на кухарку.

— Если бы не У Вэй…

Пальцы Анны, державшие поварешку, судорожно сжались.

— Оставь моего сына в покое.

Чтобы предотвратить ссору, Тан Кэ спросила Сяо Фын–ин:

— Вы были сегодня в городе?

Та не сразу сообразила, что вопрос обращен к ней. Наконец ответила нахмурившись:

— Да.

После некоторого молчания Тан Кэ сказала:

— Говорят… на бульваре…

Она не договорила, но Сяо Фын–ин, видимо, сразу поняла, о чем идет речь. Тень растерянности и смущения пробежала по ее лицу, однако, тотчас оправившись, франтиха с наигранной небрежностью сказала:

— Ах, вы об этом…

Го Лин испуганно взмахнула своими густыми ресницами и приблизила руку ко рту, словно желая удержать собственные слова.

— Говорят… там двенадцать виселиц… — проронила она едва слышно.

— Двенадцать переносных американских виселиц, — сказала У Дэ. — На каждой уже не двое, а четверо наших.

Го Лин испуганно вскинулась:

— Тетя Дэ!

— Тетя! — вторя ей, так же испуганно воскликнула и Тан Кэ.

— Ну что, что! — глубоко сидящие глаза У Дэ сверкнули.

— Его превосходительство Янь Ши–фан поступил так, как советовал мистер Баркли, — сказала Сяо Фын–ин.

— Да замолчишь ты?! — крикнула У Дэ.

Го Лин испуганно всплеснула пухлыми руками.