В этом и беда. Ему есть куда идти. Всегда. Полине — нет. Она осталась одна. И если он сейчас развернётся и уйдёт, ничего не изменится. Она была одна, она будет одна. И, увы, даже если он останется с ней, надежда на перемены примерно такая же: никакая.

— Полина, ты ведь в Харьков приехала? — спросил вдруг Сон.

Столь неожиданный вопрос вывел девушку из ступора.

— Ну, я росла в деревне, пока в школу не пошла. А вообще, нет, местная. Хотя часто по стране каталась. А что?

— Люблю свой город, — пожал плечами Сон, усмехнувшись. — Это Харьков, он и в сердце, и в голове. Говно в башке, шило в жопе, а вокруг — приятный упадок, в котором лишь истинный ценитель различит прекрасное.

Полина улыбнулась.

— Это ты верно подметил. Только на его улицах можно встретить всяких леших, восхищаться статуе Скрипача, радоваться светлым лицам людей, за чьими глазами скрыта глубокая драма, а они при этом продолжают улыбаться. Вокзал, яд новых встреч, волшебство ночи, прекрасный чёрный лес, фестивали, праздники — это всё здесь… Ой, боже!

Она осеклась, посмотрев на собеседника. Быстро подбежала к нему, заметив оставшиеся кровоподтёки.

Ни слова не говоря, она прижала его к себе, принялась гладить, припала к его голове, успокаивала, шептала слова прощения.

Сон обнял её, вытер её плечи, которые тоже были порядком изодраны, потом слегка отстранил от себя, внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ничего не случилось, солнце, — улыбнулся он ей. — У меня тоже бывают заскоки. В конечном итоге, мы истинные дети нашего Некрополя, верно?

Всё ещё с кровавыми следами на лице, он смотрел на неё искренним, добрым — нет, не влюблённым, но дружеским, понимающим взглядом.

— Мир? — снова протянул Сон ей руку.

Сидит нагая перед ним, как ведьма перед инквизитором. Ждёт приговора. Распятая, разъеденная собственным тленом. А он — он улыбается и предлагает дружить.

Она испытывала так много ненависти, что сил ненавидеть нет. Молча съёжившись, она спокойно закрыла глаза. Тонкая линия слёз очертила её лицо. Напор бешеной злости оказался бессилен перед непробиваемой стеной наивной глупости и искренней доброты. Сказочный идиот оказался сильнее. Она проиграла сама себе. Проиграла ещё давно.

— Ты позвала меня, — произнёс Сон тихим голосом, — и вот я здесь. Говоришь, искала упавшую с неба звезду — ты нашла. Вот он я. Ты откликнулась на имя, данное мне тобой. Ты позвала меня за собой — и я пошёл. Я не влюблён в тебя, Полина. И никогда не был. Ты завладела мной — это правда. Я думал о тебе, искал тебя, звал тебя — это да. Но я не влюблён. Я хочу тебя — это так. Я восхищаюсь образом, который ты создала — это тоже всё правда. Но пойми одно.

Тут он сделал паузу, переводя дух, успокаивая биение сердца, сам удивляясь своей смелости и своим словам.

— Пойми одно, — продолжал он, жутко нервничая и всеми силами стараясь скрыть всё нарастающий страх, — я хочу быть другом тебе. Я тянулся к тебе, потому что верил: с тобой — счастье. Вот она ты. Но ты плачешь, разбитая, сломанная. Это ли счастье? Я хочу быть с тобой, потому что ты помогла мне, изменила меня. Но мне нужно больше: я хочу счастья и для тебя.

Он сглотнул, прилагая максимум для него возможных усилий, чтобы не опускать взгляд. И не делать лишнего. Хотелось коснуться её плеча, обнять её — но нет. Не стоит. Нужно сказать. Найти силы, чтобы высказаться.

— Я хочу, чтобы ты поняла, — говорил он тихо, скрывая тем самым дрожь в голосе, — я тебе друг. Я не обижу тебя. Не стану кидаться с кулаками, или упрекать за образ жизни — это сугубо твоё дело. Не нужно мне привязанностей, не нужно мне чёртовых чувств. Только знание о том, что ты тоже счастлива.

Он выдохнул, опустив взгляд. У него всё.

Полина молчала. Долго молчала, сцепив кулаки.

— Что ты мне предлагаешь? — наконец спросила она. — Сидеть на месте — это не моё. Возвращаться к тебе, писать тебе, чтобы ты ждал меня, как солнца, я не хочу. Взять тебя с собой — тебя же убить. Что предлагаешь ты мне, старой бабе, жалкий волчонок, которого даже от груди ещё не оторвали? Знать, что где-то далеко есть человек, которому я нужна — зачем мне это, сам подумай? Изменит ли это меня саму? Едва ли.

— Ты — Волчица, тебе — на север. Ведь видно же, что сейчас ты сорвалась ни с того ни с сего — но для чего? Ты уходишь? Покидаешь страну?

— Да, — призналась Полина. — Я хочу уехать. Найти что-то новое.

— Ищи, — кивнул Сон. — Если ты хотела найти меня только, чтобы узнать, как мне живётся в мире людей — то я тебе скажу: верните меня обратно. Я не из этой планеты, и вас, землян, я не понимаю и понимать не хочу. Мне сложно говорить это, сложно признавать, но — я отпускаю тебя, Полина. Отпускаю. Но не бросаю. Что делать тебе — решай сама. Только ты сможешь понять, чем является для тебя счастье. Если я могу как-то помочь тебе с этим — обращайся, проси поддержки: всегда готов. Но я не стану частью дороги, по которой ты идёшь. Я могу идти рядом, но не хочу, чтобы шли по мне. Я друг, а не средство. Я вернусь туда, где тебя нет. Ты исчезнешь туда, где меня нет. Вопрос лишь в том, встретимся ли мы снова. И захотим ли этой встречи. Ты останешься со мной в моих мыслях. Я останусь с тобой в твоих. Всё, что мы будем знать друг о друге — это те образы, которые мы сами себе выдумали и пытались их воплотить в жизни. Что поделать, если образы и жизнь — два никак не пересекающихся пласта. Помни, где тебе было хорошо, и пойми, почему тебе вдруг стало там плохо.

Каждое новое слово резало Полину в самое сердце. Тихий и ровный, неожиданно для него уверенный голос. Спокойные интонации — и невероятная искренность. За всё прошедшее время никто, даже Леший, не говорил ей ничего подобного. И она понимала, что Сон был абсолютно прав. Ничего не выйдет из того, что они будут вместе. И им куда лучше расстаться. Вопрос лишь в том, с какими воспоминаниями, и что они оба из этого вынесут. Она понимала, что восхищалась этим ребёнком за его правду. Он признал, что они оба друг в друге полюбили лишь образы, не людей. И, что самое важное, они оба понимали, что не нужны друг другу как люди в отрыве от придуманных образов. И он нашёл в себе смелость это сказать.

— Иди сюда, маленький, — прошептала Полина — и Сон потянулся к ней. Аккуратно и со всей нежностью она припала к его усталой голове и поцеловала.

Их глаза опять встретились. Усталая бездна зелёной полыни и золотые колосья на солнечном горизонте нашли приют в скорбных водах одинокой реки.

Долго и внимательно двое смотрели друг другу в глаза. А после — Сон дрогнул, придвинулся к ней, мягко опустил руки на её измождённые плечи.

Их губы соприкоснулись — робко, неуверенно, а после — Сон и Полина сжали друг друга в крепких, полных самых нежных, самых искренних чувств объятиях.

Они нашли друг друга. Здесь. Без масок и без украс.

Как мать укладывает дитя, Полина аккуратно опустила Сна на траву на берегу тихой реки, укрыла его теплом своего тела, запустила руку в его тёмные золотистые кудри. Снова они смотрели друг на друга, внимательно изучая, как будто — знакомились заново.