К счастью, не слишком редко обретаемые археологами бургундские древности, вследствие целого ряда характерных особенностей и свойственного именно бургундионам художественного стиля достаточно легко поддаются идентификации, т. е. установлению их бургундского происхождения. Так, например, немецкий археолог Фридрих Бен в 1934 г. нашел в ходе раскопок не один и не два, и даже не дюжину, а целых 56 бургундских погребений с урнами, скелетами и разнообразным характерным могильным инвентарем, включая чаши, пряжки, фибулы, кольца, мечи и т.д.

Погребений, свидетельствовавших о том, что на этом месте не подверглась нападению и истреблению колонна странствующих бургундских переселенцев, а находился могильник при постоянном поселении. При поселении, чьи жители на протяжении десятилетий хоронили своих мертвецов в соответствии с установленным ритуалом. Могильник, известный как Альтргеймский, расположен в Лампертгейме под самым Вормсом. Если только сама эта деревня не была когда-то одноименным, древним, стольным городом бургундионов. При этом не следует забывать и еще кое-что. Бургунды не принадлежали к числу крупных, многочисленных племен германцев. К моменту поселения на территории нынешней федеральной земли Рейнланд-Пфальц (ФРГ) они уже пережили две «кровавые бани». Первую, устроенную им гепидами на Вистуле. И вторую, устроенную им вандалами и римлянами в Дакии. В силу данных обстоятельств ареал ослабленного повторными кровопусканиями бургундского племени мог составлять, скорее всего, 50 на 30 км. С учетом того, что речные берега были заселены бургундами гуще, чем прилегающие равнины. Весьма ценным представляется римское историческое свидетельство, дополняющие наши представления о заселенной бургундами области на Рене. Согласно этому свидетельству, в 411 г. в городе Мундиаке (римская провинция Вторая Германия) был провозглашен (западно-римским) императором очередной узурпатор этого становившегося все более эфемерным титула, Иовин, опиравшийся на поддержку аланов и бургундов. При этом упоминаются поименно вождь (князь) аланов Гоар и филарх (греч. племенной вождь) бургундионов Гунтиарий (вероятно, латинизированное германское имя Гундакар, т. е. все тот же Гундахарий-Гундихарий). Их «стараниями» Иовин был «провозглашен тираном». Автором данного очень важного свидетельства был уже упоминавшийся восточно-римский грекоязычный историк V в. Олимпиодор, уроженец египетского города Фивы, прозванный по этой причине Фиваитом. «Эллин по религии» (по замечанию константинопольского патриарха Фотия), т. е. язычник, Олимпиодор Фиванский, подобно Приску Панийскому, лично участвовал в 411–413 гг. в переговорах с гуннами. Как непосредственный очевидец и участник событий и опытный дипломат, он превосходно знал предмет своей истории. И, несомненно, не ошибся в деталях описания упомянутого выше события, происшедшего в 411 г. Хотя, возможно, переписчики его труда на протяжении тысячелетий, исказили название города, в котором узурпатор Иовин был провозглашен римским императором. Имя «Гунтиарий» (упоминаемое, между прочим, Иорданом в «Гетике»), встречается у Олимпиодора (чья «История» дошла до нас лишь в отрывках, пересказанных патриархом константинопольским Фотием в его «Мириобиблионе»), еще раз. А именно – в связи с направлением западно-римским императором Атталом (марионеткой Алариха) готского войска Атаульфа (шурина и наследника Алариха из рода Балтов-Балтиев) «к Гунтиарию» с целью уничтожения отряда гота Сара, противника Аттала и Алариха. Под пером нерадивого, усталого или недостаточно грамотного переписчика название римского города Могонтиак (ныне – Майнц, столица германской федеральной земле Рейнланд-Пфальц) превратилось в «Мундиак». Хотя о городе «Мундиаке» никто никогда не слышал, ни в римскую эпоху, ни впоследствии. Что же касается Майнца и его окрестностей, там было при раскопках найдено немало бургундских древностей – холодного оружия, характерных поясных пряжек (которым бургунды приписывали колдовскую силу), разного рода украшений.

Вы только подумайте, уважаемый читатель! Какой-нибудь язычник или христианский монах-переписчик зазевался, отвлеченный от рукописи мухой, комаром или красивой девушкой, прошедшей мимо окна его каморки или кельи. В результате из названия города выпал слог «ог», «т» превратилась в «д» – и «Могонтиак» стал «Мундиаком». Возможно также, что и сам текст Олимпиодора попал в Европу уже в искаженном виде. Ведь константинопольский патриарх Фотий, спасший этот текст для нас, потомков, переписал его не сам, в своих «новоримских» покоях. Нет, он велел переписать текст для «Мириобиблиона» своему секретарю. И не в спокойной обстановке Нового Рима на Босфоре. А в ходе поездки с посольством из Константинополя в неспокойный Багдад на Тигре, столицу Арабского халифата Аббасидов. Послы других держав в этом взрывоопасном регионе и сейчас далеко не всегда чувствуют себя в безопасности… Короче, не будем мудрствовать лукаво, пытаясь вычитать из скупых свидетельств, чудом сохранившихся на клочках папируса или пергаменных обрывках, больше, чем из них можно вычитать. Почему древний Вормс не мог быть столицей бургундских царей? И почему, возможно, столь же древний римский Майнц не мог быть местом провозглашения Иовина римским императором «стараниями» Гундихария? Тем более, что жить и радоваться Гундихарию оставалось после этого совсем недолго…

Даже гунны, несмотря на быстроту своих коней, мощь своих луков и арканов и свою многократно засвидетельствованную жажду крови и добычи, не довели порученное им дело до конца, оставив в живых несколько тысяч бургундов. И эти недорезанные тронулись прочь от насиженных мест, разоренных дотла, вверх по течению Рена. Уже не народ, но все еще племя. Ведь на территории их прирейнского царства кое-кто наверняка смог избежать главного удара гуннов. Особенно велики были, естественно, потери среди мужской части населения. Ведь именно бургундские мужи пытались противостоять с оружием в руках очередному гуннскому набегу. И были почти поголовно перебиты.

Достойно уважения потомства жизнелюбие, проявленное побежденными бургундами в их новых местах расселения вокруг Леманнского озера. Среди многочисленных племен, перемолотых беспощадными жерновами истории, раздавленных колесами кочевых кибиток, именно бургунды выделяются своей выдающейся жизненной стойкостью. Как, впрочем, и своими качествами высокоодаренных ремесленников.

Из судебника бургундов, составленного, на латинском языке, через несколько десятилетий после постигшей их народ повторной катастрофы, видно, как происходил процесс их нового сплочения. Ибо судебник, закон (и не только закон Моисеев) – это нечто большее, чем просто свод законов в нашем современном понимании. В нем заключена вся жизнь народа (а не государства). В этом «Лекс бургундиорум» («Бургундской правде») особую роль играют ремесленники. И прежде всего – работающие по дереву (резчики, плотники – совсем как в «Церковной истории» Сократа Схоластика), но также кузнецы и другие.

Имевшиеся среди них истинные мастера своего дела – подобно хромому, как Гефест-Вулкан, кузнецу-кудеснику Виланду (Вёлунду), прообразу булгаковского Воланда – из нордической саги, пользовавшиеся уважением соплеменников (смешанным с суеверным страхом), достигли особого искусства в изготовлении чудодейственных поясных пряжек. Свойственное древним бургундам представление о том, что пояс придавал своему владельцу силу, что распоясанное тело становилось бессильным, перешло от них в средневерхненемецкую «Песнь о Нибелунгах» (помните, как Зигфрид, сняв с Брунгильды силой придававший ей невиданную мощь волшебный пояс, сделал богатыршу слабой и покорной своему супругу Гунтеру Бургундскому – преображенному легендой Гундихарию?). Именно этот след сохраненной в ней древней традиции (как и другие) придают в наших глазах «Песни» особую историческую ценность. Хотя многие (как это ни странно) впоследствии ставили под вопрос ее художественную ценность. Среди этих скептиков был, между прочим, и столь «просвещенный» монарх, как прусский «король-философ» Фридрих II Великий, друг «короля философов» Вольтера, воспитанный в духе совершенно иной литературной традиции, а точнее – моды.