финансов созывать Генеральные штаты, как это сделал король в своем малодушии.

— По-вашему, Людовик XVI был малодушен? — переспросила я, неприятно удивленная. — Разве своей смертью он не доказал свое величие?

— Ну, если не малодушен, то глуп! — ответил первый консул, в сердцах бросая вилку. — Только глупец мог созвать Генеральные штаты в тот момент. Людовик хотел, чтобы другие приняли за него решение и спасли государство. Он ринулся в водоворот изменений, не обеспечив себя даже приличной гвардией. Кто он после этого, как не дурак?

— Я думаю, он просто был лучшего мнения о своем народе, — сказала я сдерживаясь, но чувствуя, как краска заливает мне щеки.

— Ах, так он обманулся? Значит, глупец и есть. Всегда надо чувствовать свою силу и обеспечивать собственную безопасность на случай бунта!

С этим резким и трезвым взглядом я не стала спорить. Пусть последнее слово останется за генералом, в конце концов, мне еще нужно вернуть имущество своего сына… Генерал, удовлетворившись моим молчанием, повеселел, обратился к супруге и наконец-то заметил, как она выглядит.

— Что? Новая пудра? Чудесно, душа моя. В таком виде ты прекрасна… ха-ха, смело можешь играть роль графини Эскарбаньяс [54]!

Жозефина, конечно, оскорбилась этой шуткой. Подобные колкие замечания были привычны для ее супруга, но услышать их сейчас, после того, как мне был высказан вполне открытый комплимент, показалось ей слишком обидным. У нее задрожали губы, и слезы выступили на глазах.

Генерала, впрочем, это развеселило еще больше.

— Чего ты дуешься, Жозефина? Может, переживаешь, что для графини Эскарбаньяс не найдется кавалера? Не беспокойся! — Он бросил взгляд на генерала Мармона, сидевшего по правую руку от него: — Вот тебе кавалер, будешь ходить с ним в паре, сколько пожелаешь!

Эта сцена, на мой взгляд, выглядела отвратительно. Жозефина, которую муж при всех столько раз сравнивал с комическим персонажем, жестоко страдала и лишь сильнейшим усилием сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Ее страдания, кажется, тронули генерала, но он явно не мог найти слов, чтобы исправить положение, да и вообще, чем больше он говорил, тем хуже становилась ситуация. Явно разозлившись от этого, он в два счета расправился с жарким, залпом осушил бокал шамбертена и отшвырнул салфетку:

— Мы хотели играть в барры[55]? Чего же мы ждем? Бурьенн, строй нашу команду!

Сбросив гвардейский сюртук и разувшись, он спустя несколько минут уже носился в игре по лужайке, как щенок. Гости присоединились к нему. Девушки визжа убегали не только от преследователей в игре, но и от генеральской газели, которая тоже принимала участие в баррах, налетала на них и отрывала копытами от их платьев целые куски муслина. Бонапарт был азартен, как итальянец, играл до самозабвения, и все, кто хотел ему понравиться, по-видимому, должны были отдаваться игре с не меньшим усердием. По слухам, в военной школе в Бриенне он устроил такое сражение в снежки с одноклассниками, что в городе вспоминали об этом и спустя несколько лет.

Молоденькая Полина Бонапарт рядом со мной недовольно наморщила белоснежный носик.

— Что за дурачество? Дались ему эти барры. Не люблю их! — Она кивнула подбородком в сторону своей невестки: — Она тоже не играет. И то единственное, в чем мы с ней сходимся!

Я внимательно посмотрела на Полину, невольно вспоминая то, что говорил мне о ней Клавьер. Гм, она солидарна с Жозефиной? Но Жозефина намного старше, а такой юной особе можно было бы и составить компанию брату. Однако в Полине, несмотря на красоту и хрупкость, не чувствовалось юности и живости, — только лень и даже какая-то скрытая болезненность.

Она обратила свой взор на меня:

— А вы тоже не любите эту беготню?

«Почему же, — подумала я. — Будь тут мои близняшки, я бы охотно побегала. Да и вообще… я люблю играть в волан… и в серсо…» Однако нынче я была не на лужайке перед своей куропаточной гостиной в Белых Липах и резвиться с Бонапартами мне совсем не хотелось.

— Беготня не добавляет достоинства, — лицемерно сказала я вслух. — Женщина должна быть царственной.

Полина самодовольно кивнула. Ей явно понравилась моя фраза.

— Да, именно так. Я всегда это знала.

Чтобы отвязаться от нее, я направилась к ручью. Он кишел зеркальными карпами, и несколько дам здесь удили рыбу, смеясь и взвизгивая, когда добыча повисала на удочке. Слуга почтительно принимал у женщин улов, чтобы отнести на кухню, зажарить и подать позже, когда в гостиной будут накрыт стол и начнется бильярдная партия. Я уже подумывала и себе взять удочку — надо же было скоротать как-то время. Но тут мимо меня вихрем пронеслась мальмезонская косуля, а спустя миг я была настигнута самим первым консулом — потным, раскрасневшимся, с глазами, полными огня и азарта.

— Что вы тут скучаете? Я хотел сказать, что доволен вами!

Прежде чем я успела что-то произнести, Бонапарт схватил меня за обе руки, увлек к мостику и, остановившись в отдалении от прочих игроков, потянул за ухо так, что я вскрикнула от боли. Боже, не выдрал ли он у меня из уха сережку?…

— Ваше поведение мне нравится. Ваш муж постоянно злит меня, но вы — выше всяких похвал.

От генерала исходила атмосфера наглости, агрессии, удали. Он, с его античным, будто высеченным на камее лицом, как никогда сейчас напоминал мне римских цезарей — бесцеремонных и беспощадных. Я и раньше наблюдала, что именно так он и обращается со своими любимцами — дерет за уши, треплет за щеки (во время вчерашнего вечера в салоне он, запустив руку в шевелюру своего адъютанта Жюно, так потянул его за волосы, что у того вскрылась рана на голове и выступила кровь). Но я не ожидала, что генерал так скоро рискнет вести себя со мной подобным же образом, кроме того, от упоминания об Александре мне на миг стало страшно.

— Мой муж упрям, — признала я, — но он человек чести.

— Сейчас не об этом. Вы-то сделали правильный выбор, и это меня радует. Не встречайтесь только со всякими проходимцами, и я буду абсолютно доволен!

— С проходимцами? О ком вы говорите, генерал?

— А разве не пытался уже Клавьер протоптать к вам тропинку? Берегитесь его! Это подлец, каких мало.

— Он ваш главный поставщик! — вырвалось у меня с изумлением.

— Только до поры до времени. Пока в нем есть потребность. Но я предупреждаю: этот развратник — вовсе не тот, с кем должна общаться кузина Бонапартов!

Стиснув до боли мне руку, он окинул меня многозначительным взглядом и снова умчался в вихрь игры. Девушки