где низ. Здесь черное выдают за белое, кислое за сладкое, а в самом изысканном лакомстве таится отрава.

– Помнишь историю про то, как хотели убить отца твоего друга Мисаила? Плащ у него был очень приметный. Не было второго такого. Так вот, украли у него этот плащ и в темноте, переодевшись, оскорбили мусульман во время их великого праздника. Да еще бросили им во двор свиную ногу. Зачем? Санчо этот служил в Сарае при генуэзской конторе. Понятное дело, после такого мусульмане кинутся виновников бить. А как раз перед этим венецианцы с ханом договор заключили, и он им путь открыл на Восток. Чуешь, к чему все клонится? Генуя с Венецией и посейчас насмерть режутся по всем морям. Сейчас в Тане ни тех ни других нет. Зато генуэзцы свою крепость в Каффе отстояли. За море бьются франки, как за свою вотчину.

Доезжачий надолго замолчал, задумавшись. Мне вспомнились рассказы о колдунах, в которых входят души умерших и начинают говорить их устами. Словно дух пифии, срывающей покровы тайны, вселился в Злата. Его глаза вспыхивали огнем. Хотя, может, это всего лишь виноваты абиссинские ягоды.

– Слышал, как венецианская торговля в наших краях закончилась? Десять лет назад?

Я кивнул.

– Венецианец зарезал эмира Омар-Ходжу в Тане. Старого вельможу, который еще при Узбеке был в большой силе и уважении. Кто сомневался, что после этого венецианцам в этих краях не торговать? Жалко, расследования никакого не было. Темная это история. В суматохе зачинщик ноги унес. Будто готовился. А ведь говорили, все само собой получилось. Ссора. Омар-Ходжа дал пощечину, веницианец не стерпел. Что получилось? Правильно. Вся венецианская торговля через Тану шла, и ее прикрыли. А генуэзская за крепкими стенами в Каффе как была, так и осталась. Пусть мне сколько угодно твердят, будто само собой так вышло, что виноват венецианец, и генуэзцев в Тане тоже побили и пограбили, не поверю, уж больно все гладко срослось. Но не пойман – не вор. Касриэль считает, что Мисаила за венецианского тайного посланника приняли, который пробирается в ханскую ставку. А ведь им всегда была первой заступницей Тайдула. Вот и думай теперь, куда по дороге ладан чуть не на тысячу сумов делся и почему твой Омар про древнюю мазь выспрашивал.

Злат решительно поднялся с мягкой травы и отряхнул штаны:

– Вот ведь какое чудное у тебя снадобье. Словно помолодел лет на двадцать. Так бы и пустился вскачь, как молодой жеребец. Однако пора возвращаться. Нам еще через весь город идти. Надо сегодня пораньше лечь, чтобы завтра спозаранку выехать.

Он повернулся к мавзолею и молитвенно воздел руки:

– Тень женщины, по уму и хитрости равной тысяче лис! Помоги ее старому слуге развязать этот узелок интриг и коварства!

Ответом был только шелест листвы. Злат печально улыбнулся и, наклонившись, сорвал несколько желтых цветочков, похожих на маленькие солнышки.

– Одуванчики. Самый простой и слабенький цветок. Пусть он будет моим подношением.

Старик подошел к массивной двери и стал втыкать стебельки в щель. Внезапно он замер и начал пристально рассматривать что-то. Потрогал замок, петли, скобы. Присев на корточки, поколупал пальцем запекшуюся корочкой пыль.

– Похоже, эту дверь не так давно открывали. В замке нет пыли. Значит, ее счистили не раньше, чем прошлой осенью. Зимой пыли нет, а новая еще не накопилась. А здесь дверь скребанула осеннюю грязь. Тоже еще не покрылось пылью как следует. Лето только начинается.

Одуванчики, воткнутые в щель, молчали. Они не знали ответа. Прошлой осенью их не было.

Мисаил так и не пришел ночевать в этот день. Я, выпив полкувшина снотворного пряного меда, уснул как убитый, даже не пошевелившись до самого утра.

Выехали на заре. Перекусывать не стали, чтобы не тратить зря время. Однако изрядный запас снеди прихватили с собой.

– Там поедим, – сказал Злат. – К старому товарищу еду, давно не виделись.

Город уже проснулся, и улицы наполнялись людьми. Со дворов тянуло дымом, пахло свежим хлебом, а у заставы на въезде уже скопилось несколько телег. Попался навстречу зеленщик с полной корзиной, женщины возле колодца наполняли водой деревянные бадейки.

В поле было хорошо и свежо.

Злат взял с собой нескольких стражников и запасных лошадей. Сразу за заставой перешли на рысь, и скоро Мохши скрылся из глаз. Илгизар остался дома, а нам с Мисаилом доезжачий ничего не сказал о цели предстоящего пути.

– Ну что вам рассказали духи огня и призраки металлов? – смеялся псарь.

Похвастать нашим алхимикам было нечем.

– Лучше бы попросил Илгизарову дочку сказку рассказать. Она на это большая мастерица. Ее покойная мать была первая в Сарае сказочница. Померла в чуму. А ее учил ремеслу сам старый Бахрам. Она была его воспитанницей. Вот уж был сказочник! От него у Илгизара книга осталась. Персидская. «Тысяча ночей» называется. Бывало, в Сарае я сам частенько к ним захаживал сказки послушать.

Вскоре на дороге оборвался тележный след и остался только конский, выбитый копытами. Потом она и вовсе нырнула в лес.

– Туртас – старый охотник, – пояснил Злат, – соколятник. В молодые годы служил еще хану Тохте по этой части.

Жилье старого соколятника больше походило на крепость. Или на медвежью берлогу. На большой поляне за высоким тыном из заостренных кольев скрывался низкий бревенчатый дом без окон. Навстречу нам молча двинулись две огромные лохматые собаки. За домом, словно дозорная башня, возвышалась голубятня.

У ворот стоял седой невысокий человек в рубахе без пояса. Злату он обрадовался. Развязали наши мешки со снедью, уселись за стол, напротив открытой двери, чтобы светлее. Когда кончились обычные приветствия, неизбежные для людей, не видевшихся давно, Злат представил нас:

– Купцы из Египта.

Хозяин сразу внимательно посмотрел на Мисаила. Наверное, ему показалось странным, почему из Египта приехал франк.

– Что смотришь? – усмехнулся Злат. – Или похож на кого? По-моему, вылитый дед.

– Сын Райхон!

Услышав имя матери, Мисаил вздрогнул. Но Туртас уже сжал его в своих железных объятьях.

Потом нам долго было не до дел. Мы слушали рассказ Туртаса про то, как его красавица сестра стала женой ханского сокольничего Урук-Тимура, как родила дочку, названную Райхон. Потом судьба занесла Туртаса на много лет на чужбину. Когда вернулся, сестры уже не было в живых. Не удалось повидать и племянницу. Как раз перед возвращением Туртаса ее похитили с отцовского двора. Затем он встретил в придорожных кустах совершенно голого мужчину, оказавшегося каталонцем Санчо, помог ему выбраться из передряги и бежать за море. С собою тот увез и вызволенную из неволи Райхон. Ее отец, могущественный вельможа Урук-Тимур, ставший к тому времени начальником ханской охоты, не жалел