по замерзшей воде, как по суше. Где в дремучих лесах живут великаны, а из тьмы выходят таинственные люди, которых никто никогда не видел, и оставляют для обмена на месте торжища клыки рыб и искрящиеся меха, белые, как снег. Почему-то особенно меня очаровывала загадочная страна буртасов, из которой привозили драгоценных черных лис. Эти необыкновенные, почти волшебные черные лисы так мне полюбились, что я попросил деда купить такую шкуру. Как это часто бывает, воплощенная мечта перестает быть мечтой. Реальность всегда оказывается беднее воображения. Или почти всегда.

Пробираясь со своими спутниками по лесной тропе все дальше на север по стране буртасов, я вдруг вспомнил эту шкуру и свои детские мечты. Что это было? Предчувствие? Или та самая тень, которую, по утверждению мудрецов, грядущее отбрасывает на сегодняшний день?

Вспомнилась мне не только страна буртасов. Об этих краях я читал еще у грека Геродота. Ромей, с которым мы много дней делили палубу корабля, был прав – с тех пор здесь ничего не изменилось. Только название. Да и то на каждом шагу проглядывают былые имена.

Как далеко я забрался! Древняя Скифия – Великая Степь уже осталась за спиной, отделенная лесами. Как называлась эта земля тысячу лет назад? По Геродоту здесь жили исседоны. На языке асов «дон» означает «река». Значит, исседоны – это речные асы? Наблюдательный Баркук, побывав на здешних базарах, уже рассказал, что слышал речь, очень похожую на язык его горной родины. «Коверкают, конечно, слова почем зря, но все понятно».

Про все это я подумал, когда услышал название места, куда мы направлялись. Река Исса. Значит, на языке асов это будет Исседон. Из каких немыслимо древних веков пришло это имя? Именно в ее верховьях и пряталась та самая обитель колдунов, куда мы держали путь.

Туртас говорил, что дотуда два дня пути. Однако это оказалось совсем недалеко. Просто мы очень скоро свернули с большой дороги в дремучий лес, где пришлось пробираться сквозь заросли по узкой тропе. Часто приходилось спешиваться и вести коней в поводу. Время от времени мы снова выходили в поле и тогда делали привал, чтобы, немного погодя, опять углубиться в чащу.

Трудно передать всю беспомощность, охватывающую тебя при погружении в эти зеленые дебри. Даже неба не видно над головами, а иногда деревья так плотно смыкают вершины, что становится темно, словно в вечерний час. Неудивительно, что именно здесь укрылись древние боги и старые тайны.

Геродота я вспомнил, услышав разговор Злата и Туртаса на привале. Речь шла о какой-то давней истории.

– Это та самая обитель, в которой жила Юксудыр, – сказал хмурый охотник. – Отсюда она в Сарай приехала.

Разговор шел о какой-то девушке, которая, как я понял, в Сарае вышла замуж за литовского князя. Ее мать была некогда близкой подругой сестры Туртаса, а никакой родни у нее к тому времени не осталось. Вот он и решил сопровождать сироту на чужбину. Услышав, что речь зашла о подруге его матери, к беседе присоединился Мисаил.

– Эта подруга важной птицей была, – похоже, доезжачий с удовольствием вспоминал времена молодости, – женой самого хана Тохты. Любимой женой. Самой Баялуни дорожку перебежала. Такие люди обычно долго не жили. После смерти хана она пропала. Вместе с дочкой. Думали, убили. Тогда смута была: народа побили – несть числа. Только через много лет узнали, что укрылась она в лесах. Не здесь, а еще дальше – за Итилем. Дочку сюда привезли уже после ее смерти.

Дальше была история, как эта дочка приехала в Сарай, где ее судьбой озаботилась сама Тайдула, могущественная супруга тогдашнего хана Узбека. На ту пору в ордынский плен угодил литовский князь Наримунт, вот его и женили на объявившейся дочке бывшего хана. Приданым тогда стал Господин Великий Новгород. Узбек помог жениху сесть туда князем. Большая была удача – никогда допрежде литовские князья в Новгороде не княжили.

Вокруг брачного ложа много было тогда политических плясок и игрищ. Это было первой большой удачей нынешнего митрополита Алексия. Сейчас его уже не знаешь, как и называть: то ли Киевским, то ли Владимирским, а то ли уже и Московским. Тогда он простым иноком был. Из московского монастыря. Сумел через ордынских сватов устроить свадьбу дочки литовского Гедимина и сына Ивана Калиты. А еще самого Наримунта окрестить в православие. Вместе с ханской дочкой.

– Меня еще в крестные отцы тогда звали. Не вышло, – Злат лениво хохотнул, – а то был бы хану Тохте кумом. Помнится, Юксудыр еще и имя христианское хотели дать – Василиса. Царица, значит, по-гречески. Потом на Марию передумали.

Ханское родство крепко пригодилось молодому литовскому князю. Когда через десять лет, уже после смерти отца, он рассорился с братьями и лишился стола, то бежал в Орду за помощью. Узбек был уже в могиле, но Тайдула оставалась все так же могущественна. Она помогла Наримунту помириться с братьями. А через несколько лет он погиб в жестокой битве с тевтонскими рыцарями.

В этой истории меня больше всего заинтриговал рассказ про обитель, в которую мы теперь ехали. Оказывается, там раньше жили молодые незамужние девушки. Причем обучали их в этом, закрытом от чужих глаз месте, не рукоделию и домоводству, а военному делу. Стрелять из лука, бросать нож, биться кистенем и саблей. В старые времена таких обителей много было. В этих краях то здесь, то там непременно найдется какое-нибудь урочище или гора «сорока дев», что жили там некогда, сражаясь с супостатами.

Злат рассказал, что у берегов Итиля есть даже горы, которые зовутся Девьими. У их подножия и сейчас можно видеть развалины неведомого города. Ходит молва, что когда-то его сожгло войско самого Потрясателя Вселенной. Последними защитниками был отряд девушек во главе с прекрасной царевной. Когда монголы ворвались в город, воительницы укрылись в каменной мечети. Захватчики обложили ее бревнами и подожгли. И вот, когда пламя уже поднялось к самым верхушкам стен, распахнулись двери и девушки ринулись на монголов. Дальше рассказывают разное. Одни, что все они полегли в неравной схватке. Другие, что некоторым вместе с предводительницей удалось прорваться сквозь кольцо врагов и укрыться в тайном лесном замке.

Геродот писал, что за страной скифов живет народ дев-воительниц. Мой путь лежал в одно из их последних убежищ. Словно оживали старые сказки. В этом заповедном краю их было трудно отличить от яви.

Мисаил, все время пытавшийся по невнятным теням и изредка проглядывавшему солнцу определить направление, в конце концов сбился и шепотом сообщил мне, что, по его мнению, наш вожатый слишком часто сворачивает то туда, то сюда. Нас успокоил улыбающийся Симба:

– Он намеренно